Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга вторая

Да я на одном дыхании написала биосинтез мочевины, целую страницу реакций! Там и не ошибки, скорее всего, а просто недочёты, или описки; надо ещё разобраться! Я думаю о себе намного лучше, чем экзаменатор. Мой блестящий ответ Омётова оценивает на четыре; она говорит снисходительно-императивно:

– Не хочу Вам портить зачётку, приходите завтра досдавать; только реакции обмена.

Но снисходительный тон я вовсе не заслужила. Ольге написала с двумя ошибками… Надо ж было так влипнуть!

– Нет, я не могу придти завтра, ставьте мне 4 в зачётку.

– ??????

– Я уже билет купила на поезд, на сегодняшний вечер. Меня устроит четвёрка.

(Сегодня вечером я домой уезжаю; я ХО-РО-ШО сдала сессию! Всё!) Я слышу голос Инны Фёдоровны, как она бурчит в своё удовольствие:

– Как это можно, студенты покупают заранее билеты, разве можно до окончания сессии покупать на поезд билеты…

Ничего на это не отвечаю; мне ясно, что можно. Я вот купила, ни у кого не спросила разрешения! Студентам вообще, я смотрю, всё можно, и они делают, что хотят, их очень трудно контролировать!..

– Повторите сейчас реакции обмена, зайдёте после всех, – неожиданно прерывает мои размышления Омётова.

Но у меня же нет с собой тетради!

Свою тетрадь с лекциями по биохимии без проблем даёт мне Лариса Ильина. (Я замечаю, что без проблем, легко; я благодарна Лариске, но вместе с тем воспринимаю это как должное.) Она, конечно, не говорит мне: а твоя тетрадь где? лишь громко норовит объяснить какой-то непорядок в последовательности лекций; я морщусь (я очень расстроена и как-то моментально устала), мне не нужны витамины; только обмен веществ. Этот разговор происходит в коридоре на кафедре биохимии; я оглядываюсь по сторонам: где бы приткнуться-позаниматься.

Лариса почему-то ещё не уходит, наверное, кого-то ждёт, и она даёт мне совет – неизвестно, сообразила бы в расстроенных чувствах я сама, или нет – Тань, а ты пойди лучше в читальный зал, здесь очень шумно, всё равно тебе не дадут спокойно позаниматься. Так и есть, конечно, уже кто-то что-то у меня спрашивает. Я ухожу в читальный зал студентов, там как тихо и хорошо, никому не приходит в голову шушукаться-разговаривать.

Занимаюсь, как наказанная за что-то, как изгой; часа два, не меньше, пишу-повторяю реакции обмена. Последние двоечники уже дома давно! думаю я. Поднимаюсь вновь на четвёртый этаж, тем временем от нашего экзамена уже ничего почти не осталось, жалкие какие-то остатки и ошмётки; норовят зайти всякие разные другие студенты, я их не знаю и смотрю на них свысока, у самой двери незаметно оттираю кого-то плечом, захожу, снова отвечаю. Теперь уж пять.

Прямиком с экзамена я иду по магазинам; в «Галантерее» на улице Юных вижу такой красивый шерстяной жакет для мамы, всего 28 рублей! Мама скажет, что красный цвет ей не очень нравится, но других нет. Отделочка бело-синяя!

На своей законной привычной верхней полке я засыпаю ещё до отправления поезда.

* * *

Папа шлёт мне в общагу телеграмму, чтобы я телеграфировала ему в пансионат при областной больнице номер вагона, он, если сможет, приедет на вокзал. А я уже уехала на поезде, и эту телеграмму получает Наташка. Она телеграфирует в Новосибирск по указанному адресу номер вагона и дату отправления моего поезда. Бездумно подписывается: «Таня». Овечка она после этого! Кто так делает! Кто её вечно просит! Выключится, витает в облаках, ни о чём никогда не думает. Из-за этой её телеграммы папа больной зря ездил на вокзал встречать меня на следующий после моего приезда день, поскольку он знает, сколько времени – дней и часов – проводит в пути «Сибиряк». Папа решил, что я ошиблась, ведь это я дала телеграмму, и значит, в тот день я была ещё в Москве! Она должна была написать так: «Таня выехала такого-то числа Наташа» Или вообще не подписываться. А лучше совсем не давать никакой телеграммы, не утруждать себя, без неё бы как-нибудь разобрались! Потом, вернувшись с каникул, я сердито высказала Наташке её ошибку, она очень удивилась: что она такого сделала?! Мне пришлось для ясности наорать на любимую подругу: «Ты Таня что ли?!»

Мама как всей этой историей расстроена. Вечером разговариваем по телефону, папа старается говорить бодро, не нагнетает обстановку. А не привезла ли ты, Таня, случайно, какой-нибудь книжечки хорошей почитать, а то здесь нечем заняться… Привезла!! Про Эрнесто Че Гевара, кубинского революционера, команданте! Даже по телефону слышно, как папа изумился на другом конце провода: и всё, что ли?! А нет ли не про революционеров?! Нет, не надо; привези мне, что мамочка приготовила мне, она обещала найти что-нибудь хорошенькое…

На следующий после приезда день еду в пансионат проведать папу – ему даже трудно по лестнице спускаться, он морщится и при каждом шаге тихонько стонет. Мне его очень жалко, ничем не могу помочь. Я оставляю две книги, по поводу своей бегло ненастойчиво говорю, что эту книгу потерять нежелательно, она из московской библиотеки. Папа прячет книги под подушку и идёт проводить меня немного.