Пять жизней и одна смерть

«Хм, зачем ему тогда карандаш, если не на чем писать?»

Я еще раз взглянула на стол. Деревянный, ну или под дерево – может, из опилок или еще чего. Вряд ли в такие места закупают действительно деревянную мебель. Всю его поверхность уродовали чернильные надписи, которые въелись словно татуировки или шрамы. Следы, оставленные сменяющимися временными хозяевами. Отпечатки разных загубленных судеб. Я прошлась пальцами по шершавой поверхности и стала изучать художества. Где-то были имена, где-то бранные слова, проклинающие все на свете, слова на не известных мне языках и даже слова любви. И тут я наткнулась на послание, которое заставило меня вздрогнуть:

«Кто ты? Зачем ты приходишь в мое тело?»

Я сидела на стуле, уставившись в эти простые, но такие сложные для меня слова. Слышались лязг открывающихся дверей, шаги. А я все сидела и сидела, прокручивая, обдумывая, разжевывая ту мысль, что он знает, что он что-то чувствует.

А потом в камеру кто-то зашел.

– Опять, мать твою, ты за старое, заключенный 134? Ну держись!

После этих слов меня накрыла очередная темнота.

И вот спустя еще примерно месяц случилось новое пробуждение в мрачной холодной тюрьме. Я сразу же вскочила с кровати и подбежала к столу. После той прошлой записи мелкими буквами была добавлена другая:

Если ты снова пришел в мое тело, то 1) не усложняй мне жизнь, инструкция для тебя в камере; 2) напиши, кто ты и что тебе надо.

Я осмотрелась, внимательно разглядывая все предметы вокруг. Никаких вентиляционных шахт и люков, в которых можно что-то спрятать, бачок с водой был без крышки. Заглянула в стол, но он, как и в прошлый раз, оказался бездушно пуст.

«Думай, думай, где еще можно спрятать. Что там показывают в фильмах про тюрьмы? Или пишут в книгах?»

Пол из бетона – не вариант.

«До чего же я глупая!» – подумала я, наткнувшись взглядом на кровать.

Заглянула под нее, подняла одеяло, потом простыню, затем матрас, посмотрела под подушкой и в подушке. Ничего. После чего, как настоящий детектив, принялась ощупывать каждый сантиметр матраса и почувствовала в нижнем углу, у ног, что-то твердое. Я вгляделась внимательней, словно у меня было рентгеновское зрение. Поверьте, для матрасов, которые выдавали там, рентген бы даже не потребовался. Рядом со швом торчала пара ниток. Я раздвинула края и увидела небольшую дырочку, в которую спокойно проскользнул палец. Нащупала свернутую бумагу.

Я просовывала в это крошечное отверстие то один палец, то другой, рассматривая прореху сверху, сбоку и наискосок. В итоге пришла к выводу, что одним пальцем записку не вытащить, а два не засунешь, не разорвав шва. Провозилась еще несколько минут, пытаясь поймать ускользающую надежду.

«И как, он предполагал, я ее достану? Нужно успокоиться и сосредоточиться. Представим, что это занимательный квест и мне отведена пара минут, чтобы добыть подсказку. Что я буду делать? Пальцем вытащить не получается, рвать нельзя, иначе тут был бы целый вход для руки как минимум. Думай, Лина, Думай».

И я, присев рядом с кроватью, взяла тот самый край матраса и принялась аккуратно проталкивать сверток через ткань. Вскоре он уже показался снаружи. Я расплылась в улыбке, словно выиграла гран-при интеллектуального соревнования. Аккуратно развернув несколько листков, на внутреннем я увидела написанную карандашом – мелкими жесткими буквами – инструкцию из десяти пунктов:

1. Не кричать, что бы ни случилось. Иначе десять суток изоляции, а это равносильно смерти или безумию.

2. Когда услышишь звуковой сигнал, стой у кровати, руки за спину, глаза смотрят в пол – это перекличка. Утром и вечером.

3. Не трогай дверь.

И тут мои уши разорвал противный звуковой сигнал, я услышала, как щелкнул замок на двери. Резко вскочила, судорожно засунув бумажку в трусы (другого впопыхах не придумала), руки убрала за спину и опустила голову. Сердце бешено стучало, словно от этой стойки зависела вся моя жизнь. Звук ударов сердца резонировал с тяжелыми шаркающими шагами, доносившимися из-за двери. Тут металлическая скрипучая преграда распахнулась. Я стояла, уставившись в серый бетонный пол, чувствовала посторонний предмет в трусах и боролась с желанием поднять глаза. Знаете, человек – очень странное существо. Когда ты знаешь, что чего-то делать нельзя, то желание просто одурманивает, затирает страх и, как назойливая муха, жужжит в ухе. Мне приходилось практически физически держать себя в этой позе «провинившегося холопа», ловя юркающий по углам взгляд, несколько длинных, затянувшихся секунд.

– Так, сто тридцать четыре на месте, – сказал кто-то прокуренным, хриплым голосом и удалился из комнаты.