Пятая гора

— Кто бы мог подумать! Пророк больше не страшен царевне Тира! Иезавель будет править Израилем до конца дней своих, и нам всегда будет где укрыться, если ассирийцы не проявят великодушия к побежденным.

Илия промолчал. Имя, которое прежде пробуждало такую ненависть, сейчас не всколыхнуло в его душе никаких чувств.

— Акбар так или иначе будет отстроен заново, — настойчиво твердил свое старик. — Где должен стоять город, решают боги, и, выбрав место, они уже не отступаются от него. Так что мы можем оставить это будущим поколениям.

— Можем. Но не оставим.

И в знак того, что не хочет больше говорить об этом, Илия повернулся к старику спиной.

Ночевали все трое под открытым небом. Женщина обняла мальчика и услышала, как от голода у него урчит в животе. Она подумала было, не покормить ли его, но тотчас отогнала эту мысль. Усталость и в самом деле притупляет страдание, а этому мальчику, который, судя по всему, терпит сильные душевные муки, надо чем-то отвлечься от них. Быть может, голод заставит его трудиться.

Наутро Илия и женщина возобновили свои труды. Вновь появился и подошел к ним давешний старик.

— Мне нечего делать, и я мог бы помочь вам, — сказал он. — Но силы у меня уже не те, и трупы ворочать мне тяжело.

— Что ж, тогда сгребай в кучу деревяшки и обломки черепицы, сметай пепел.

И старик взялся за дело.

* * *

Когда солнце дошло до середины неба, измученный Илия опустился на землю. Он знал: ангел его рядом, но слышать его больше не мог. «Да и зачем? Он не сумел помочь мне, когда я так нуждался в его помощи, а теперь я в его советах не нуждаюсь. Все, что мне нужно теперь, — это привести Акбар в более или менее приличный вид, показать Богу, что я способен противостоять Ему, ну а потом уйти, куда захочу».

Иерусалим — недалеко: всего неделя пути, причем не слишком уж сложного. Все так, но там его разыскивают как изменника. Должно быть, лучше податься в Дамаск или устроиться писцом в каком-нибудь греческом городе.

Кто-то прикоснулся к его плечу. Он обернулся — перед ним, с небольшим кувшином в руках, стоял мальчик.

— Посмотри, что я нашел в одном из домов, — сказал он, протягивая ему кувшин, доверху наполненный водой.

Илия выпил все до дна.

— Пойди поешь, — сказал он. — Ты работаешь и значит, заслужил, чтобы тебя кормили.

И впервые с того дня, как ворвались в город ассирийцы, губы мальчика тронула улыбка, и он опрометью бросился туда, где женщина оставила муку и сушеные плоды.

Илия же вновь взялся за работу: он входил в разрушенные дома, высвобождал из-под обломков тела погибших, уносил их на середину площади. Наложенная старым пастухом повязка на руке сползла, обнажив рану, но он не обращал на это внимания: ему нужно было лишь доказать себе самому, что у него хватит сил восстановить свое достоинство.

Старик — сейчас он сгребал в кучи мусор — был, конечно, прав: в скором времени враги вернутся в город, пожиная не ими выращенные плоды. Илия ныне делал работу за тех, кто убил любимую им женщину, ибо суеверные ассирийцы и сами непременно восстановили бы Акбар. По древнему поверью, боги расставляли города по лицу земли не наобум, но так, чтобы те пребывали в согласии с морями, горами, реками, долинами, лесами. И в каждом из них сохраняли для себя священное пространство, чтобы было где отдохнуть после долгих странствий по свету. И разрушившие город рисковали навлечь на себя гнев богов.

И еще гласила легенда, что основатель Акбара сотни лет назад пришел туда с севера. Решил переночевать и, чтобы отметить место, где оставил свои пожитки, воткнул в землю палку. А наутро не смог ее вытащить и понял тогда волю Мироздания. Он положил камень туда, где случилось это чудо, а невдалеке обнаружил ручей. Постепенно вокруг камня и источника стали селиться племена. Так и возник Акбар.

Правитель как-то раз объяснял Илии, что финикияне издревле считали всякий город третьей точкой, звеном цепи, связующей волю неба с волей земли. Вселенная пускала семя в рост, почва позволяла ему развиваться, человек собирал урожай и отвозил в город, где его в виде приношений богам оставляли на склонах священных гор. Илия, хоть странствовать ему пришлось не слишком много, знал, что подобных взглядов придерживаются многие народы.

Ассирийцы же опасались оставлять богов Пятой горы без пропитания и не желали, чтобы нарушилось мировое равновесие.

«Зачем лезут мне в голову эти мысли, если моя воля противоборствует с волей Господа, оставившего меня в несчастье?»

И к нему вернулось чувство, испытанное вчера — в час, когда он осмелился бросить вызов Богу. Будто позабыл нечто очень важное, позабыл, и вспомнить, как ни силится, не может.

Минул еще один день. Они собрали уже едва ли не все мертвые тела, когда на площади появилась еще одна женщина.

— Мне нечего есть, — сказала она.

— Нам — тоже, — ответил Илия. — Вчера и сегодня мы делили на троих припасенное для одного. Постарайся раздобыть еды и скажи мне.

— Где же я ее раздобуду?

— Расспроси детей, они всегда все знают.