Пятая гора

— Неправда. Вы никогда ничем не были очарованы, потому-то юность и скрылась от вас. Пришло время отыскать ее, ибо у нас теперь общая мечта — восстановить Акбар.

— Как можно сделать невозможное?

— С воодушевлением.

Глаза стариков, запавшие от печали и уныния, снова заблистали. Теперь это были уже не те никчемные и дряхлые завсегдатаи судилищ, приходившие на площадь, чтобы потом было о чем потолковать и что обсудить вечерком. Теперь перед ними стояла важная задача, и они чувствовали себя нужными.

Самые бодрые и крепкие из них принялись разбирать разрушенные дома, ища то, что еще могло пригодиться для починки зданий, потерпевших меньший ущерб. Самые немощные и слабые помогали развеять в полях прах сожженных — чтобы при сборе нового урожая город мог вспомнить и помянуть добрым словом своих защитников. И, наконец, третьи занялись тем, что отыскивали по всему Акбару припрятанное зерно, мололи его и пекли из него хлеб, носили из колодца воду.

По прошествии еще двух суток Илия собрал всех жителей на площади, почти полностью очищенной от мусора и обломков. Зажгли факелы, и он начал говорить:

— Выбора у нас нет. Можем оставить этот труд чужеземцам, но это будет значить, что мы отвергаем ту единственную возможность, которую предоставляет нам грянувшая над Акбаром беда. Возможность переустроить и воссоздать нашу жизнь.

Пепел, в который обратились тела наших воинов, удобрит посевы, и весной они взойдут. Чей-нибудь сын, убитый в ночь вторжения, воплотится во множество других детей, что сейчас бегают по разрушенным улицам города и играют там, куда раньше им не было доступа. До сей минуты лишь им одним под силу было преодолеть случившуюся беду, ибо у детей нет прошлого и в расчет принимается лишь настоящее. Постараемся же уподобиться им.

— В силах ли человеческих угасить в сердце скорбь потери? — спросил кто-то.

— Нет. Но можно возрадоваться обретенным заново.

Илия повернулся и указал на вершину Пятой горы, скрытую, как всегда, в тучах. Теперь, когда Акбар лежал в развалинах, вершина была видна с середины площади.

— Я верую в Бога Единого, а вы думаете, будто боги обитают вон на том облаке, закрывающем Пятую гору. Не хочу сейчас спорить о том, чей бог сильней или могущественней, и говорить буду не о различиях, но о сходстве. Беда вызвала у всех нас одно общее чувство, и чувство это — отчаянье. Отчего это произошло? Оттого, что мы сочли: в душах наших все уже решено, на все дан ответ — и никакие перемены для нас неприемлемы.

И вы, и я принадлежим к народам торговым, но вместе с тем умеем вести себя как подобает воинам, — продолжал он. — А воин всегда знает, за что стоит сражаться, а за что — нет. Он не вступит в битву, ненужную ему, и не станет терять время на то, чтобы дразнить и подстрекать неприятеля, вынуждая его напасть первым.

Воин умеет проигрывать. Воин не расценивает поражение как нечто безразличное ему, но и не тщится обратить его в победу. Его томит боль утраты, он страдает от равнодушия и впадает в отчаяние от одиночества. Но, пройдя через все это, он зализывает раны и все начинает сначала. Он знает: война — это цепь сражений, и смотрит вперед.

Случаются страшные беды. Мы можем понять их причины, винить других, воображать, как сложилась бы наша жизнь, не будь этой беды. Но все это бессмысленно: беда уже грянула, тут уже ничего не поделаешь. Ничего, кроме одного — надо позабыть страх, оставшийся в душе, и начать возрождение.

Отныне каждый из вас наречет себя новым именем. Это будет священное имя, в котором сплавится воедино все, за что вы мечтали сражаться. Я выбрал себе — Освобождение.

На какое-то время воцарилась тишина. Потом поднялась та женщина, которая первой пришла на помощь Илии:

— Я назову себя Новая Встреча.

— Мое имя — Мудрость, — сказал какой-то старик.

Мальчик, сын вдовы, которую любил Илия, — воскликнул:

— Я — Алфавит.

Люди на площади захохотали, и мальчик, смутясь, сел на место.

— Что же это за имя такое? — насмешливо крикнул другой мальчишка.

Илия мог бы вмешаться, но не стал — пусть мальчик учится защищаться сам — и услышал, как тот ответил:

— Моя мать занималась этим. Каждый раз, взглядывая на буквы, я буду вспоминать ее.

На этот раз никто не засмеялся. Вдовы, сироты, старики Акбара поочередно называли себя новыми именами, обозначали свою новую сущность. Когда церемония завершилась, Илия попросил всех пораньше лечь спать — назавтра предстояли великие труды.

Потом взял мальчика за руку и повел в тот угол площади, где натянутая на кольях парусина образовывала нечто вроде навеса или шатра.

И с того вечера он начал учить его Библосу.

Дни перетекали в недели, и Акбар менял свой облик. Мальчик быстро научился выводить буквы и складывать из них осмысленные слова. Илия же был занят тем, что на глиняных табличках записывал историю возрождения города.

Бруски глины, прокалившиеся и затвердевшие в самодельном горне, тщательно прятала чета престарелых супругов. Каждый день по просьбе Илии они рассказывали ему о том, что видели в детстве, и он заносил их слова на глину.