Но только те, в чьем сердце горит священное пламя, обладают отвагой противостоять Богу. И лишь им одним известен обратный путь к Его любви, ибо поняли они:
Илия переосмыслял каждый свой шаг — ведь с той минуты, как он покинул свою мастерскую, ему и в голову не приходило оспаривать свое предназначение. Даже если оно было истинным — а он именно так и считал, — у него никогда не было возможности увидеть, что происходит на тех дорогах, пройти по которым он отказался. Потому что боялся потерять веру, волю, рвение.
И еще он считал, что опасно ходить торными путями — к этому можно привыкнуть и повлечься душой. Ибо не сознавал, что и он — такой же, как все прочие, хоть и слышит время от времени ангельский глас и получает приказы от Бога, и до такой степени был убежден, будто знает, чего хочет, что и вел себя в точности как те люди, которые никогда в жизни не принимали сколько-нибудь важное решение.
Да, он уже когда-то давно сбежал от сомнения. От поражения. От нерешительности. Но Господь в неизреченном милосердии Своем вверг его в бездну неминуемого, чтобы показать: человек свою судьбу должен
Много-много лет назад, в такую же ночь Иаков не отпустил Бога, пока Тот не благословил его. И тогда Господь спросил: «Как имя твое?»
Да, в том-то вся суть — в имени. И когда Иаков назвался, Бог нарек его по-другому — Израилем. Каждый человек носит свое имя с колыбели, но обязан научиться тому, чтобы наречь свою жизнь словом, которое изберет, чтобы придать этой самой жизни смысл.
Потребовалось пережить разрушение города и гибель любимой женщины, чтобы Илия понял, что нуждается в новом имени. И в тот же самый миг он назвал свою жизнь:
Он поднялся и оглядел площадь: еще дымился пепел тех, кто потерял здесь жизнь. Предав их тела огню, Илия нарушил древний обычай своей отчизны, требовавший, чтобы покойники были захоронены в земле. Решившись на всесожжение, он бросил вызов Богу и обряду, но не чувствовал за собой греха, ибо новую задачу и решать следует по-новому. Милосердие Божье неисчерпаемо — и с неумолимой суровостью взыскивает Он с тех, кому не хватило мужества решиться.
Он снова обвел площадь взглядом: кое-кто из выживших еще не спал и неотрывно смотрел на огонь — так, словно он пожирал и воспоминания, и прошлое, и все двести мирных и вялых лет Акбара. Ушло навек время страха и ожидания, теперь осталось либо признать поражение, либо все начать заново.
Подобно Илии, выжившие тоже могли выбрать себе имена.
Илия стал молиться:
Поднять Акбар из руин. То, что Илия считал вызовом Богу, было, по существу, новой встречей с Ним.
Наутро вновь появилась давешняя женщина и привела с собой других.
— Мы нашли несколько схронов, — сказала она. — Много народу погибло, многие бежали вслед за правителем, так что съестных припасов нам должно хватить на год.
— Отряди стариков следить за тем, чтобы еды всем доставалось поровну, — ответил Илия. — Они люди опытные и сумеют наладить дело.
— Старики не хотят жить.
— Пусть хотя бы придут сюда.
Женщина уже собиралась идти, когда Илия задержал ее:
— Ты умеешь писать?
— Нет.
— А я научился и тебя научу. Тебе понадобится это, чтобы помогать мне управлять городом.
— Так ведь скоро вернутся ассирийцы.
— Без нас они не справятся.
— Зачем же нам помогать врагу?
— Затем, чтобы каждый мог дать имя своей жизни. Враг — это всего лишь способ проверить нашу силу.
Как и предвидел Илия, старики откликнулись на зов.
— Акбар нуждается в вашей помощи, — сказал он им. — И потому по нынешним временам старость — это непозволительная роскошь. Нам нужна некогда утраченная вами юность.
— Мы не знаем, где найти ее, — отвечал один из старцев. — Ее и не разглядеть теперь за морщинами и разочарованиями.