«Пятая колонна» и Русская Церковь. Век гонений и расколов

Но… кончился век самого Хрущева. Своим реформаторством он развалил хозяйство. Вместо того, чтобы «догонять и перегонять Америку», довел народ до голодных бунтов. Его ненавидела армия после безобразных сокращений. Дерганием, непрерывными ломками существующих порядков он измучил даже партийных работников. Все больше тревожилось высшее руководство страны. Мятеж рабочих в Новочеркасске и прочие эксцессы показывали, что Советский Союз уже на грани общего взрыва. Но Хрущев стал неподходящей фигурой и для западных держав. Он своим сумасбродством очень эффективно разрушал военный и экономический потенциал нашей страны. Но с тем же сумасбродством он был непредсказуемым, спровоцировал Берлинский и Карибский кризисы, поставив мир на грань ядерной катастрофы.

Да и народное восстание в СССР было чревато нежелательными последствиями, во власть могли выдвинуться какие-нибудь стихийные патриотические лидеры. Таким образом, в самых различных кругах складывалось мнение – Хрущева пора менять. Его и сменили. Тихо, спокойно, аккуратно. Заговор организовывали выдвиженцы самого Хрущева – Брежнев, Шелепин, председатель КГБ Семичастный. Но координировал их деятельность и задавал тон Суслов. В коммунистической верхушке он оказался самым авторитетным. Однако на первое место претендовать не стал, уступил его Брежневу.

Глава 12 Что остается сокрытым? Экскурсы в прошлое

Облик тех или иных исторических фигур мы рисуем по их сугубо внешним проявлениям: по их делам и поступкам, словам, высказанным взглядам. А внутреннее? Вера, душа, помыслы? Это знает лишь Господь. А нам, далеко не всегда, остается только догадываться по тем или иным косвенным признакам. Взять хотя бы Святейшего Патриарха Алексия (Симанского). Мы знаем о его служении, выполнении сложных административных обязанностей по управлению Церковью, о его встречах, дипломатических «пастырских визитах». До нас дошли некоторые его письма, в них есть нечто личное, но в своей основе они официальные. Дошли протоколы некоторых бесед, переговоров, тоже официальных. Мы знаем его поступки и решения, хотя они нередко были вынужденными. А его внутреннее, душевное, остается «за кадром», неведомым и малоинтересным для исследователей.

А между тем, известно, что до революции он был твердым и убежденным монархистом, возглавлял Тульское отделение Союза русского народа. В годы гражданской войны и террора стал одним из доверенных помощников святого Мученика, митрополита Петроградского Вениамина (Казанского). Заменил его, когда тот подвергся показательному судилищу и был казнен. Ну а примером для себя, духовным учителем, Патриарх Алексий всегда считал митрополита Макария (Невского).

А это была поистине великая, колоссальная личность, незаслуженно оставленная «в тени» церковными историками. Он был миссионером на Алтае, потом возглавил там духовную миссию. Изучил местные языки, составил алтайский алфавит, написал и опубликовал алтайскую азбуку. Совершил грандиозный труд, переведя на алтайский язык Евангелия, Литургию и другие церковные службы, обратил в православие множество язычников. Его называли «Апостолом Алтая», «столпом православия Сибири». Владыка Макарий стал архиепископом Томским и Алтайским, и его уже тогда многие считали святым, по его молитвам нередко исцелялись больные. Когда к святому праведному Иоанну Кронштадтскому приезжали паломники из Сибири, он говорил: «Что вы ко мне ездите, ведь у вас есть свой Макарий, который лучше меня молитвенник». Владыка Макарий, как и Алексий (Симанский), являлся твердым патриотом и монархистом. Он был почетным председателем отделения Союза русского народа Томской губернии [58, с. 304–306].

В 1912 году Макарий был поставлен митрополитом Московским. И вот тут-то великий подвижник вдруг пришелся «не ко двору»! Здешнее духовенство, уже почти сплошь зараженное либерализмом, как и члены Синода, приняли его с отчуждением и неприязнью. Из-за его известной патриотической позиции, верности устоям Православия. Московские священники игнорировали и саботировали указания Макария. В Синоде над ним издевались, обязательно проваливая любые его предложения. Но он реагировал смиренно, спокойно. Протопресвитер императорской армии (и масон) Георгий Шавельский презрительно описывал: «В Синоде в его присутствии сплошь и рядом проваливали одно за другим его представления и ходатайства, и он молча принимал этот конфуз… Царское Село (подразумевается Царская Семья. – Авт.) смотрело на митрополита Макария как на праведника. А близко знавшие митрополита Макария решительно утверждали, что он в большой дружбе с Гришкой (Распутиным)» [131, с. 75–76]

А вот другой взгляд, честного монархиста и православного, товарища обер-прокурора Синода Н. Жевахова: «Великий подвижник, стяжавший славу святого, митрополит Макарий настолько резко выделялся на общем фоне иерархов, стоял уже на такой духовной высоте, что к нему стекался народ так же, как в былое время в преподобному Серафиму или Амвросию Оптинскому…» [40, с. 192].