«Пятая колонна» и Русская Церковь. Век гонений и расколов

Бородин стал одним из главных организаторов и руководителей Еврейского антифашистского комитета. В 1949 году был арестован по обвинению в сионистском заговоре и в 1951 году скоропостижно умер в тюрьме. При Хрущеве был реабилитирован. Впрочем, это было вполне закономерно. Заместителем Бородина в «Совинформбюро» работал Борис Пономарев – у Хрущева он стал секретарем ЦК, возглавил Международный отдел ЦК, формировал внешнюю политику. А начальником Пономарева по партийной линии был тот же Суслов.

Но вернемся к расследованию цареубийства. В Советском Союзе первая открытая публикация на эту тему появилась в 1921 году – очерк П.М. Быкова «Последние дни последнего Царя» в сборнике, вышедшем в Екатеринбурге. В нем представлялась официальная версия – конечно же, без всяких оккультных жертвоприношений. Что Государя и его Семью просто расстреляли, и не по указаниям свыше, а по решению местной власти, Уральского совета. Этот очерк несколько раз переиздавался, в 1926 году расширился и дополнился до формата отдельной книги «Последние дни Романовых». Правительство дало разрешение на ее переводы и публикации за рубежом. Очевидно, как раз для внедрения официальной версии.

А после этого на тему цареубийства в СССР был наложен негласный, но однозначный запрет. О ней просто замолчали. Но одновременно, где-то в конце 1920 – начале 1930-х годов появился документ, подробно описывающий обстоятельства злодеяния. Так называемая «записка Юровского», авторство которой приписано Янкелю Юровскому, непосредственно руководившему расправой. Его воспоминания зафиксировал «красный академик» М.Н. Покровский.

Справка: кто есть кто?

Покровский Михаил Николаевич. Историк, революционер, предположительно – масон. Был близок к Ленину, Горькому, Красину, Луначарскому, Бухарину. Был заместителем наркома просвещения, председателем президиума Коммунистической Академии, ректором Института красной профессуры, заведовал Центральным архивом. Один из главных фальсификаторов российской истории, заявлял, что история – это «политика, опрокинутая в прошлое».

Однако «записка Юровского» содержит множество неточностей. Неверно указаны число жертв (12 вместо 11), фамилии убитых слуг царской семьи. Российский историк Ю.А. Буранов, детально исследовавший данный документ, пришел к выводу: «Оба… варианта – рукописный и машинописный – принадлежат перу историка, члена ВЦИК, М.Н. Покровского. Мной установлено, что только в 1932 году, после болезни и смерти М.Н. Покровского, обе «Записки» были изъяты из его сейфа по распоряжению ЦК ВКП(б) и строжайше засекречены» [68, с. 320]. Суслов, Пономарев, Ильичев, были выходцами из того же Института красной профессуры Покровского. Можно вспомнить и близкую дружбу Суслова с семьей Юровского…

Случайным ли образом именно его подчиненные заново подняли дело о цареубийстве? Яковлев лжет, что ему не удалось ничего найти. Лжет он и с датировкой этой операции «началом 1964 года». Она началась раньше. Стали откуда-то всплывать якобы воспоминания уже умерших охранников Дома Ипатьева. Одни, вроде бы, написал полковник КГБ Михаил Медведев-Кудрин. Адресовал их Хрущеву и просил передать ему браунинг, из которого он, Медведев, самолично застрелил Царя [44]. Но автор-то (или мнимый автор) уже умер! От имени покойного отца «мемуары» и пистолет представил его сын Михаил – работавший на радио у Яковлева.

Хотя известны слова другого охранника, Александра Медведева в 1961 году: «…Отцу родному, матери родной – умирать будем – не рассказывать. Это время, кажется, и на сегодня не настало». И еще: «Я пытался несколько раз поговорить с Петром Захаровичем Ермаковым, и в его трезвом и пьяном виде, кто с ним был там, внизу. А он только мата загнет – ничего не ответит. Так ничего и не сказал». Но в Свердловске розысками занялся Владимир Ильичев. Мы не знаем, приходился ли он родственником заведующему отделом ЦК Леониду Ильичеву, однако фамилия не такая уж распространенная. Он там преподавал в институте журналистики, был заместителем главного редактора газеты «Уральский рабочий». В 1952 году он лежал в одной больничной палате с бывшим охранником Ермаковым, расспрашивал, но тот и ему ничего не сказал. Зато после Ильичева к больному как будто бы пришел его студент-третьекурсник Саша Мурзин, и Ермаков перед смертью все выложил незнакомому мальчишке – который и передал своему преподавателю. Таким вот сомнительным образом появились «воспоминания» Ермакова [21].