Но «антицарская» кампания была гораздо более широкой, она дополнилась и другими акциями. Во второй половине 1960-х в ЦК КПСС стали поступать письма из нескольких сибирских городов, где родился и бывал в ссылках цареубийца Юровский – с ходатайствами о переименовании улиц в его честь. В 1972 году в Свердловске вышла книга Я. Резника «Чекист», посвященная этой страшной личности. А сразу же после публикации первой части пасквиля Касвинова за перо взялся популярный (и главное, имеющий репутацию патриотического!) писатель Валентин Пикуль. Появился его роман «Нечистая сила» – в сокращенном виде (под названием «У последней черты») он вышел в 1979 году во вполне патриотическом журнале «Наш современник». Сын премьер-министра П.А. Столыпина писал, что за такую клевету «в правовом государстве автор отвечал бы не перед критиками, а перед судом». Писатель Юрий Нагибин в знак протеста против издания такой мерзости вышел из редколлегии «Нашего современника». А друг Пикуля, Виктор Ягодкин, сообщал: когда роман вышел в свет, автора избили, и его стали негласно охранять по личному распоряжению Суслова.
Вот на это стоит обратить внимание. Нам неизвестно, откуда Ягодкин узнал про личное распоряжение Суслова, но можно смело утверждать – некие «негласные» люди были приставлены к Пикулю гораздо раньше. Перед написанием романа. Ведь в нем использовались грязные сплетни предреволюционных газет, воспоминания деятелей либеральной оппозиции, заговорщиков против царя. Но в СССР эти материалы были закрытыми! Хранились в «спецхранах» архивов и библиотек. Для обычного литератора, взявшегося за тему по собственной прихоти, получить доступ к ним было невозможно. Значит, имелись люди, обеспечившие Пикулю соответствующую подборку. Направившие его роман в «нужное» русло. В этом убеждают и некоторые другие работы Пикуля (как роман «Честь имею»), передавшие не просто старые сплетни, а сфальсифицированные, и именно масонские, версии исторических событий.
Все эти всплески «антицарской кампании» вызывали естественный шум в обществе, обсуждения, споры. Но кое-что осуществлялось бесшумно. Операция по уничтожению Дома Ипатьева в Свердловске – Екатеринбурге. До сих пор он никому не мешал. В 1920-е годы его отдали под общежитие студентов и квартиры для служащих. Потом в нем располагались то партийный архив, то музеи или другие учреждения. В подвал, где расправились с Царем и Его Близкими, устраивали экскурсии, в том числе для иностранных коммунистов. Там разрешали фотографироваться, а студенты даже устраивали в подвале самодеятельные спектакли. В 1974 году по инициативе Свердловского отделения общества охраны памятников истории и культуры Дому Ипатьева был присвоен статус «историко-революционного памятника всероссийского значения».
Но 26 июля 1975 года Андропов подал в ЦК секретную записку № 204-А, что «антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются различного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается большой особняк купца Ипатьева в г. Свердловске». Отмечалось, что «в последнее время Свердловск начали посещать зарубежные специалисты. В дальнейшем круг иностранцев может значительно расшириться, и дом Ипатьева станет объектом их серьезного внимания». В связи с этим было предложено решить вопрос о его сносе.
30 июля Политбюро приняло постановление одобрить предложение КГБ и «поручить Свердловскому Обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка Ипатьева в порядке плановой реконструкции города». То же самое было утверждено постановлением ЦК от 4 августа. Брежнев в это время находился в отпуске. На заседаниях председательствовал и подписал постановление Суслов. Опять Суслов! В свое время друживший с родными Юровского, учившийся в Коммунистической Академии под началом Покровского, автора «записки Юровского». И как раз Суслов фактически возглавил операцию. А непосредственное руководство он поручил министру внутренних дел Щелокову. Командировал его в Свердловск под маркой проведения всесоюзного совещания работников милиции. Министр осмотрел Дом Ипатьева, приказал поднять материалы о цареубийстве из областного архива.
Первым секретарем Свердловского обкома партии был Яков Рябов. Он вызвал председателя горисполкома Василия Гудкова. Сообщил о полученных распоряжениях. Оба понимали, что дело очень нечистое. Ссылка на интерес иностранцев была явно надуманной – Свердловск являлся сугубо «закрытым» городом, центром оборонной промышленности, и зарубежные гости сюда категорически не допускались. Местные начальники, как вспоминал Гудков, предположили, что ЮНЕСКО хочет объявить Дом Ипатьева охраняемым памятником истории, как Освенцим (чего даже в помине не было). Он и в СССР уже значился «историко-революционным памятником». Но ссылаться на постановление ЦК было нельзя из-за грифа секретности. Очевидно, и Щелоков провел нужные разъяснения. Дело требовалось изобразить как инициативу «снизу» местных властей.