Пятая мата

Мать встретила на крыльце. Старенькая, стояла у дверного косяка пригорюнившись, и глаза ее тихо слезились.

— Костюшка-а, иде ты до сих… На воде там с моналом этим — все передумала…

— Игренька у меня забежался, маманя.

— А, чтоб его пятнало! А я-то сердцем извелась. Последний ты у меня, сынок, берегись…

2

Над рекой дымилось вставшее солнце. Сплавщики хлопали калитками — торопились на работу. Пастух собирал коровье стадо. Резкое щелканье бича рассекало утреннюю тишину

У ограды Торгаевых начальник наклонился, будто поднял что-то с земли. Так с зажатым кулаком и вошел в барак.

Из-за стола навстречу встал сам хозяин — уже немолодой, болезненного вида мужчина. Правая рука его висела на ситцевой перевязи.

— Товарищ Романов… Вот случай-то! Не знаю, куда и садить вас. А то давайте за стол, чаю выкушаем…

— Спасибо за приглашение, завтракал.

— Ну, ежли так… Жена, табуретку дай. Нинка, кыш!

— Сидеть-то когда… — засмущался от любезности хозяина Тихон. — Сам знаешь, в лодке за день насижусь.

— Да, да! — Торгаев тряхнул черным чубом. — А я, вот видишь, оплошал опять. Рана потекла… Не то бы помог, усидел разве!

— Куда с такой рукой! Я что к тебе, Иван. Ты вчера заявление оставил в конторе, просишь лошадь…

— Нужда! Хотели с бабой сена привезть на осенню распутицу.

— Зайди на конный, скажи там. что разрешил начальник дать лошадь. Зачем бумажку. писанину-то разводить! Да. вот… Шел сейчас, смотрю — валяется… — Романов разжал кулак. — Смотри, пуговица! Твоя, однако. Армейская…

— Чё-то не знаю. Сейчас!

Торгаев торопливо пробежался пальцами левой руки по планке ворота, потом заглянул на обшлага гимнастерки.

— Одна у меня фронтовая рубаха… Извините. что озаботил. Мои все в целости, в наличности…

Тихон уже успел увидеть — пуговицы действительно были все на месте.

— Не рыбачишь? На Долгое бы заглянул, густо там с рыбой…

Торгаев кисло улыбнулся.

— Где уж мне! Часом чуть не кричу, рука-то моя чуть поднимается. А вы уходите? Гостюйте!

Начальник мялся уже у порога.

— Тороплюсь, Иван. Ты поправляйся. А нужда какая — заходи. Фронтовику всегда поможем!

От Торгаевых Романов размашисто зашагал к Чулыму. Старенькая фуфайка, обшарпанные сапоги, бросовая кепчонка — со стороны и не скажешь, что начальник участка…

Пуговка… Пуговка… — стучало в голове Тихона. Из наших никто на Долгом не бывал. Так кто же оставил эту пуговицу на озере? Военная, новая почти… А если это и в самом деле Кожаков?!

Навстречу, с веслом в руке, к Чулыму семенил Кольша Семикин.

— Э, легок ты на помине… Тебя-то, друг, мне и надо. Вицы опять плавить собрался?

Парнишка зарделся лицом от внимания начальника.

— А что ж! Я каждый день плавлю.

— Спасибо! Отец-то пишет? Не забудь привет опять передать. Слушай, Кольша, не в службу, а в дружбу… Садись в свой обласок и маши веслом до Озерного. Понимаешь, некого больше послать. В Озерном найдешь Былина, передай, что документ, мол, нашелся. Он знает какой.

— Это так срочно, дядь Тихон? С вицами-то я отстану от других…

— Срочно, брат! Оставил Былин у меня одну бумагу, а я ее было затерял. Бумага важная, нужна Михаилу. Давай, двигай на всех парах! А матери скажу, куда тебя направил. Только поосторожней на реке, слышишь?

3

В войну Борский сплавучасток у районного и трестовского начальства был на особой примете. А приметен да хвален участок был за то, что постоянно имел хорошую наглядную агитацию. Понятно, что коммунистам Никольской, Белобородову и начальнику Романову — честь, писали не раз о них районная и областная газеты… Перепадало иногда от тех похвал и тому, кто выполнял эту наглядность, — Пете Куличкову.

…Всего неделя прошла, как Тихон принял участок.

Вошел к нему в кабинет мальчик с густой шапкой светлых волос, назвал себя и сказал, что хочет работать.

— Так ты Василия Николаевича сын… Подрос! А что я тебя долго не видел?

— В Озерном жил, седьмой класс кончал.

— Насчет школы у нас плохо, совсем никудышно, — сознался начальник. — Пора бы и свою семилетку иметь. Садись, Васильевич… Знавал я твоего отца, бракером работал. Как, знаешь, лес тычковал! Бывало, на глаз кубатуру скажет. Глянет на бревно, и замерять не надо. И человек-то был какой… Все жалели, что Василий Николаевич так рано умер.

— Тут рисунки…

Романов развернул свиток из склеенных тетрадных листов. С быстрым удивлением спросил:

— Неуж сам рисовал?

— Сам.

— Здорово-о… Слушай, а возьму я тебя на работу. Возьму и глазом не моргну! Ты как так руку набил?

— А самоуком

— Самоуком! — фыркнул Тихон и порадовался тому, что в конторе как раз требовался статистик.

Статистикой участка Петя занимался далеко не каждый день. Чаще цифирь начальник сам считал. А Пете поручал более важное.

В Боровом, как и на большинстве сплавучастков Чулыма, не было радио, кино привозили редким случаем, газет шло мало, а библиотека совсем крохотная — Костя Кимяев, к примеру, за год все книжки перечитал… Вот и тянулись люди к тому, что писал да рисовал Петя. Лозунги, плакаты, стенная газета… Газету с постоянной рубрикой «Веселый багор» приходили читать не только рабочие, но и их домашние.