Пятая печать. Том 1

Одуревшие от постоянного мандража, днем и ночью все время дрожа, двести миллионов, живущих в «самой свободной стране», думают: «Не спроста же такое компетентное учреждение арестовывает? Значит, доберется и до меня?! Ведь никто не знает, что я трус и слова не скажу против советской власти? А если бы я был чуть посмелее?.. О, ужас!! О чем я подумал!?! Значит, и я потенциальный внутренний враг?!!» Как в том гепеушном анекдоте, где Дзержинский говорит: «То, что вы не сидите, — не ваша заслуга, а наша недоработка!» Так страна непуганых идиотов стала страной напуганных идиотов.

Вот поэтому не хочу я встречаться с друзьями из прошлой жизни. Зачем их такому испытанию подвергать?! Не может быть у меня друзей среди пацанов, у которых родители еще не арестованы. Такие друзья будут смотреть на меня как на политически заразного: со страхом — а что им может случиться от такого знакомства?! Но самое интересное начнется потом, когда мы расстанемся: каждый побывавший в контакте со мной, врагом народа, будет на друзей коситься, прикидывая: кто шустрей и заложит быстрей?!

Бичи работают, а я стараюсь не упустить ни одну из возможностей им помочь. Главная моя забота — патефон. На приобретенном вскладчину патефоне, стоящем на пожарном ящике, крутятся заезженные пластинки. Под шуршание морской травы плывут тягучие звуки томных танго, а быстрые, четкие ритмы фокстротов вторят скрипу и стуку примитивных механизмов. А через несколько музыкальных минут мне надо спешить к патефону, чтобы завести его, сменить пластинку и иголку. Работа у бичей нудная, а под музыку любая работа — праздник. Вижу, как Джон обходит бичей и с каждым о чем-то толкует. В душе вспыхивает робкий огонек надежды: не уговорит ли Джон бичей оставить меня при такелажке? Джон отзывает меня в сторонку.

— Слухай сюда, салага. У мореманов две хазы: либо — посудина, либо — общага. Больше бросать якорь негде. До зимы мог бы ты в таклажке кантоваться. Сторож — мужик нормальный, не продаст. Но сюда разная шелупень шастает. И лягаши нас не забывают. Кто бы где бы ни заделал драчку с фронсами, а менты сюда интересуются. И начальство из пароходства ходит на нас вонять. А оно — партийное — хуже сексотов!

Да что — начальство! И среди мореманов завелось партийное шептало! На посудине «Трансбалт» от того говна отгреблись, так его к такелажке прибило. Сегодня нет его, а завтра принесет нечистая сила! — куда тебя девать, мать перемать?! Да и мореманы к тебе не все одинаково дышат… Но ты, корень, зла на то не держи. Понятно — очкуют: каждому в рейс хочется. И не в потную краболовную каботажку: «Крабы Чатка: Сахалин — Камчатка», а в шикарную загранку, чтобы в «бананово-лимонном Сингапуре, пуре-пуре» швартоваться и там за валюту подержаться. А для того надо быть в кадрах как стеклышко! Вот, держи — это тебе ребята по кругу собрали мани-мани. Сколь уж есть. Все, что было, вытряс.

Джон сует мне в карман туго спрессованный в кулачище влажный комок хрустов и трешек. — Семь футов тебе под килем, корешок, держи краба! — протягивает Джон огромную, как совковая лопата, жесткую, мозолистую ладонь и жмет мне руку крепко, по-мужски. И линяю я через забор в проходной двор, унося в кармане тугой комок денег, а в душе два чувства. Первое — благодарность мореманам за все, что они для меня сделали… уж на мани я не рассчитывал: бичи не богачи — это последние хрусты, на выпивку заначенные. А второе — стыд… будто бы откупились они от меня. Дали мани, чтобы канал я из такелажки в пятую сторону света, лишь бы к ним не чалился. Своя тельняшка — ближе к телу! А из-за дощатого забора такелажки мне вслед разухабисто хрипит заезженная пластинка:

У меня есть тоже патефончик,
Только я его не завожу,
Потому что он меня прикончит —
Я с ума от музыки схожу!

А почему кто-то должен рисковать работой, свободой и жизнью для того, чтобы помогать мне? У каждого в душе патефончик свою музыку наяривает. Читал я, что когда львы жрут антилопу, остальные антилопы пасутся рядом, не обращая на это внимание. Советские люди — такие же равнодушные животные: каждый о себе думает, а в беде фиг кто другому поможет! Хорошо, что у меня оказались такие бесшабашные, бескорыстные покровители! То, что сделали для меня мореманы из такелажки, не сделал бы никто во всей фискальной Сесесерии! В нашей стране только у бичей патефончик общий…

* * *