– Извини. Просто хочется узнать о тебе побольше, понять тебя. Мне нужно… ощущать твою близость.
Все эти вопросы раздражали. И без того приходилось напрягаться, чтобы помнить: нож держат иначе, чем карандаш, рот промокают салфеткой регулярно и аккуратно. В книжках было сказано, что ужин в ресторане создает прекрасную обстановку для интимной беседы, но говорить и даже вспоминать о том, что интересовало Уолтера, совсем не хотелось.
За едой он также рассказывал о себе – о разных жизненных случаях и чувствах, которые они в нем вызвали; иногда Фиби старалась пропустить мимо ушей эти истории, поскольку они, подчас весьма переживательные, выбивали ее из колеи. Например, однажды Уолтер поведал, что, по горло загруженный работой, проглядел известие о смерти отца и теперь тот укоряющим призраком является ему в снах. В другой раз он сказал, что был далек от матери, но всегда мечтал об ее заботливых нежных объятьях. Фиби не понимала, зачем он делится столь интимными подробностями, и не знала, что на это ответить. В книжках ничего не говорилось о том, как управиться с мужской потребностью в чувствах, они утверждали, что все мужчины просты и незатейливы, ими легко манипулировать.
К счастью, эти вспышки угрюмости были недолги, настроение Уолтера быстро менялось на хорошее. «Так приятно с тобою общаться, я чувствую, что ты меня понимаешь», – говорил он и вновь принимался рассказывать об экзотических европейских странах, об их ресторанах, музеях и магазинах. Теперь Фиби слушала внимательно – эти рассказы обогащали знанием, возвышавшим ее в собственных глазах.
После ужина они часто отправлялись в караоке-бар. Больше других Фиби нравилось заведение на Урумчи Лу, где имелся широкий выбор западных песен и был ограниченный контингент девиц дешевого вида. Вообще-то огорчали не сами девушки в чересчур откровенных нарядах из лайкры, а напоминание о том, что не так давно Фиби была из их числа и дожидалась пятничного и субботнего наплыва клиентов, чтобы петь и подавать им напитки. Правда, девицы не мозолили глаза, потому что Уолтер всегда бронировал дорогой кабинет на две персоны.
Фиби помнила свое первое впечатление от такого бара: они с Уолтером сидели на диване, обитом шероховатой на ощупь натуральной кожей, источавшей запах роскоши. Превосходная звукоизоляция поглощала шумы из других помещений, в отличие от привычных Фиби баров КТВ[59]
, где отчетливо слышалось соседское пение мимо нот. Уолтер не спускал с нее глаз, в голубом отсвете экрана казавшихся влажными. Полумрак скрывал гусиные лапки возле глаз и морщины в уголках рта, в кои-то веки улыбка его выглядела не радостно-грустной, а просто радостной. «Сейчас он наконец-то меня поцелует», – подумала Фиби. Но Уолтер ничего не предпринимал и только молча смотрел на нее. Когда ей это надоело, она спросила:– Кто споет первым? Или выступим дуэтом?
– Давай выберем что-нибудь приятное. – Уолтер просматривал список песен. – Начни ты, хорошо? Что-нибудь из того, что в детстве ты пела с мамой. Я такое люблю.
Фиби глянула названия: «Сродни твоей нежности», «Лунная серенада», «Нескончаемая любовь», «Я познала любовь» и прочие традиционные старомодные мелодии.
– Ты шутишь, что ли? Это фигня.
– Почему? – Курсор, двигавшийся по списку, замер на «Ночной песне Зеленого острова».
– Скукота! Давай что-нибудь европейское. Как насчет французской песни?
– Ты знаешь французский?
–
Желая сделать сюрприз и впечатлить, Фиби не говорила о своих занятиях по самоучителю. Она также не сказала, что в караоке не требуется владеть языком, нужно лишь считывать транскрипцию с экрана. С первыми тактами знаменитой мелодии возник образ изящной женщины, прогуливающейся по обрамленным деревьями бульварам в те давние времена, когда жизнь, не ведавшая вульгарности и безвкусицы, была ласковее. Фиби выпрямилась и запела, слова казались ей сладкими каплями меда. Она не понимала ни единой фразы, но чувствовала печаль и красоту нежной души. Уолтер был заметно растроган и впечатлен. Он не знал, что Фиби лишь следует надписям на экране.
По окончании песни Уолтер, улыбаясь, зааплодировал:
– Спасибо, Эдит Пиаф! Когда ты поешь, жизнь как будто и впрямь в розовом свете. Я просто счастлив.
Фиби не вполне поняла, что он имел в виду, но чувствовала, что произвела хорошее впечатление.