Вечером в «Журнале тайного “Я”» она записала:
– Пишешь секреты о своем новом возлюбленном? – спросила Яньянь.
– Он не возлюбленный.
– Но зато какой классный! И богатый! Теперь у нас с тобой никаких забот с оплатой жилья. А какие подарки он тебе делает! Билеты на концерт в пользу пострадавших в сычуаньском землетрясении расхватали еще полгода назад, а он их достал. Таких щедрых мужиков днем с огнем не сыщешь. Глянь на список исполнителей: старичье вроде Тсаи Чин[61]
и крутые ребята типа Чан Чэнь-Юэ[62].– Ну вот и сходи на концерт, а мне это уже неинтересно.
– Правда? Ты же любишь музыку. Нет, вам надо пойти вместе, тебе и Уолтеру.
– Чего ты раскомандовалась? Ты его даже не видела. Он милый, но у меня к нему никаких чувств.
– Тогда почему в последнее время ты такая счастливая?
Фиби выключила свет. От слов подруги у нее испортилось настроение. Лежа на расстеленном на полу матрасе, она спрашивала себя, почему до сих пор ютится с Яньянь, хотя могла бы снять себе жилье в хорошем современном доме, где лифты не замусорены окурками, а светлые коридоры не пропахли дерьмом. В новой квартире были бы платяные шкафы и ванная, оснащенная мощным душем и японским унитазом с подогревом сиденья, автоматическим сливом и дезодорантом. Не приходилось бы по очереди спать на полу или утром перешагивать через спящую безработную соседку.
Уснуть не давал голос Яньянь – ужасно фальшивя, она мурлыкала песню Чан Чэнь-Юэ, чрезвычайно довольная собой, точно малышка, которая поет, еще не выучившись толком говорить. Подруга помнила всего одну строчку и без конца ее повторяла:
За окном виднелось ночное небо в тусклом пурпурном зареве городских огней, как будто окрашенное вечным рассветом. Фиби закрыла глаза, стараясь ни о чем не думать, но в голове крутились слова давешней изящной французской песни:
18
粉身碎骨
Будь готов всем пожертвовать
Впервые Джастин заговорил с ней в аэропорту Субанг, где она ожидала объявления посадки на лондонский рейс. Инхой показала на стрижей, носившихся в вышине огромного зала в форме шатра, и рассмеялась, будто увидев нечто фантастическое.
– Интересно, они гадят? – сказала она. – Тогда почему никто не обляпан? Их вон целая стая.
– Не знаю, – ответил Джастин. – Наверное, помет растворяется в воздухе.
Вокруг толпились малайские семьи, провожавшие родичей в хадж, малыши безутешно плакали вслед матерям, исчезавшим в посадочных выходах. Инхой была в небесно-голубых мешковатых джинсах, едва доходивших до щиколоток, грубой вязки свитер кофейного цвета она повязала на талии и теперь играла его рукавами, дожидаясь, пока Дункан сдаст багаж. Покончив с сумками, он на секунду взял ее за руку; они лишь недавно стали парой и пока еще не знали, в какой степени могут выражать свои чувства публично.
– Спасибо, что подвез. – Дункан хлопнул брата по плечу. – Ну, пока.
– Самое меньшее, что я мог сделать для младшего брата, – сказал Джастин, но молодая пара, шагая на посадку, уже отбыла навстречу новой жизни. Шел 1990 год, по радио пела Шила Маджид[63]
, воздух отдавал ароматомДжастин уже видел Инхой чуть раньше – на устроенном приятелем брата вечере, непринужденной пирушке ровесников, только что окончивших школу и вскоре уезжавших на учебу за границей – в Америке, Англии, Австралии. Конечно, в компании была иерархическая верхушка, которую ждали Оксбридж и Лига плюща, но в целом на вечеринке царил дух товарищества, порожденный сознанием, что все ее участники принадлежат к элите. Возможность отъезда из Малайзии уже означала привилегированность.
А вот Джастин никуда не уезжал. Его не ждала учеба ни в заграничном, ни в каком другом колледже, он, как и его родители, уже укоренился в здешней жизни. На пять-шесть лет старше всех пировавших, он исполнял роль шофера и неприметной дуэньи, приглядывающей за младшим братом, который проявлял склонность к излишеству: сигареты «Мальборо», алкоголь, сомнительные ночные клубы. «Что поделаешь, творческая натура» – так родители объясняли его поведение, сопровождая эти слова улыбкой и покачиванием головы. Причуды младшего сына их не тревожили, словно все его выходки балансировались стабильной надежностью Джастина – один брат уравновешивает другого, и если старший рядом, все всегда будет в порядке.