Пятнадцатилетний капитан

Миссис Уэлдон, гуляя по фактории Альвеца, иногда останавливалась возле работавших туземок и следила за однообразными движениями их рук. Негритянки встречали ее далеко не приветливыми гримасами. Они ненавидели белых, и хотя знали, что миссис Уэлдон пленница, но нисколько не сочувствовали ей. Только Халима представляла исключение. Миссис Уэлдон запомнила несколько слов из туземного наречия и скоро научилась кое-как объясняться с юной невольницей.

Маленький Джек обычно прогуливался с матерью по фактории. В саду было немало любопытного: на высоких баобабах виднелись сплетенные из сухих веток гнезда важных марабу,[122] похожих на старых, плешивых чиновников в черных фраках и белых, в обтяжку, штанах. На ветвях сидели маленькие птички с пурпурно-красными грудками и рыжевато-бурыми спинками. Это были амарантовые ткачи, славящиеся своим искусством вить гнезда. По траве скакали вприпрыжку, подбирая осыпавшиеся семена и ловя насекомых, птички-вдовушки. Голосистые калао оглашали воздух веселыми трелями; пронзительно кричали светлосерые, с красными хвостами попугаи, которых туземцы называют «роус». Насекомоядные друго, похожие на коноплянок, но только с красным клювом, перепархивали с ветки на ветку. Великое множество бабочек вилось над кустами, особенно по соседству с ручейком, протекавшим внутри ограды фактории Но бабочки — это была область кузена Бенедикта, Джеку они быстро прискучили. Мальчику хотелось выбежать за ограду фактории. Он всё чаше думал о своем друге Дике Сэнде, таком веселом и неистощимо изобретательном. Как они лазили вместе на мачты «Пилигрима»! О, если бы Дик был здесь, Джек полез бы с ним на макушку самого высокого баобаба!

Кузен Бенедикт — тот чувствовал себя отлично повсюду, конечно, если вокруг него было достаточно насекомых. Ему посчастливилось найти в фактории крошечную пчелку и паразитную осу, пристраивающую свое потомство в чужие ячейки, как кукушка подкидывает свои яйца в гнезда других птиц. Ученый изучал этих насекомых в той мере, в какой это возможно было без очков и увеличительного стекла.

В фактории, особенно вблизи ручейка, не было недостатка в москитах. Однажды они сильно искусали беднягу ученого. Когда миссис Уэлдон стала упрекать кузена Бенедикта за то, что он позволил зловредным насекомым гак изуродовать себя, ученый, до крови расчесывая себе кожу, ответил:

— Что поделаешь, кузина Уэлдон, таков их инстинкт. Нельзя на них за это сердиться!

В один прекрасный день — 17 июня — кузен Бенедикт чуть было не стал самым счастливым человеком среди всех энтомологов.

Это происшествие, которое имело самые неожиданные последствия, заслуживает обстоятельного рассказа.

Было около одиннадцати часов утра. Нестерпимая жара загнала в хижины обитателей фактории. На улицах Казонде не видно было ни одного прохожего.

Миссис Уэлдон дремала, сидя возле маленького Джека, который крепко спал.

Даже на кузена Бенедикта этот тропический зной подействовал расслабляюще, и он вынужден был отказаться от очередной прогулки. Скажем прямо, сделал он это с крайней неохотой, потому что под палящими лучами полуденного солнца в воздухе реяло бесчисленное множество насекомых.

Итак, кузен Бенедикт побрел в лачугу и прилег на постель. Но вдруг сквозь дремоту до слуха ученого коснулось какое-то жужжание, невыносимо раздражающий звук, который насекомое производит взмахом своих крылышек.

— Насекомое! Шестиногое! — вскричал кузен Бенедикт.

Сна как не бывало. Кузен Бенедикт из горизонтального положения немедленно перешел в вертикальное-

Без сомнения, жужжание издавало какое-то насекомое.

Кузен Бенедикт страдал близорукостью, но слух у него был необычайно тонкий и изощренный: ученый мог определить насекомое по характеру его жужжания. Однако жужжание этого насекомого было незнакомо кузену Бенедикту.

«Что это за шестиногое?» — спрашивал он себя.

И он отчаянно пялил близорукие глаза, стараясь обнаружить источник шума. Инстинкт энтомолога подсказывал кузену Бенедикту, что насекомое, залетевшее к нему в дом, не какой-нибудь первый встречный, а особа знатного рода.

Кузен Бенедикт бросился к порогу, замер в неподвижности и весь обратился в слух. Солнечные лучи скупо проникали в его лачугу, там царил полумрак. После долгих поисков ученый заметил большую черную точку, кружившуюся в воздухе. Но насекомое летало в почтительном отдалении от ученого, и бедняга никак не мог его рассмотреть.

Кузен Бенедикт затаил дыхание. Если бы неизвестный гость укусил его, он даже не шелохнулся бы, из опасения, что неосторожное движение обратит насекомое в бегство.

Успокоенное неподвижностью ученого, насекомое, описав множество кругов, в конце концов село ему на голову. Рот кузена Бенедикта расплылся в улыбке. Он чувствовал, как легкое насекомое бегает по его волосам. Его неудержимо тянуло поднять руку к голове, но он сумел подавить в себе это желание и поступил правильно.