Пятнадцатилетний капитан

Между тем начальник каравана Ибн-Хамис обменялся рукопожатиями с Альвецом и Коимброй. Те горячо поздравили его с успешным завершением похода. Правда, при вести о гибели половины каравана невольников Альвец поморщился. Но в общем дело было не так уж плохо: вместе с тем «черным товаром», который содержался в бараках, у работорговца оставалось немало невольников, чтобы удовлетворить спрос внутреннего рынка. Он повеселел даже, подсчитав в уме, какое количество слоновой кости и меди сможет получить в обмен на рабов.

Работорговец поблагодарил надсмотрщиков и приказал тотчас же расплатиться с носильщиками.

Хозе-Антонио Альвец и Коимбра говорили на португальско-африканском жаргоне, который вряд ли был бы понятен уроженцу Лиссабона и уж, разумеется, был совсем непонятен Дику Сэнду. Но он догадывался, что почтенные «негоцианты» говорят о нем и о его спутниках. Юноша перестал сомневаться в этом, когда по знаку Ибн-Хамиса один из хавильдаров направился к сараю, где были заперты Том, Остин, Бат и Актеон.

Четырех американцев подвели к Альвецу.

Дик Сэнд незаметно подошел поближе.

Лицо Хозе-Антонио озарилось довольной улыбкой, когда он увидел великолепное сложение и могучие мускулы этих негров. Несколько дней отдыха и обильная пища должны восстановить их силы. На Тома он взглянул лишь мельком: преклонный возраст лишал старого негра всякой ценности. Зато за трех остальных можно будет взять хорошую цену.

Собрав в памяти те несколько английских слов, которым он научился у американца Гэрриса, гримасничая, старик иронически поздравил своих новых невольников с благополучным приездом.

Том сделал шаг к Альвецу и, указывая на своих товарищей и на самого себя, сказал:

— Мы свободные люди… граждане Соединенных Штатов!

Очевидно, Альвец понял его. Он скривил лицо в веселую улыбку и, кивнув головой, ответил:

— Да… да… Американцы!.. Добро пожаловать!.. С приездом!

— С приездом, — повторил за ним Коимбра.

С этими словами он подошел к Остину и, словно барышник, покупающий на ярмарке лошадь, начал ощупывать ему грудь, плечи, мускулы. Но в тот момент, когда он попытался раскрыть Остину рот, чтобы удостовериться, целы ли у него зубы, сеньор Коимбра получил такой здоровенный удар кулаком, какого до него, вероятно, не получал ни один майорский сын.

Наперсник Альвеца отлетел на десять шагов. Работорговец от души расхохотался, увидев, что его дорогой друг Коимбра лишился двух из уцелевших у него шести зубов.

Несколько солдат бросилось к Остину, и он дорого заплатил бы за свою дерзость, если бы Альвец не остановил солдат: работорговец не хотел, чтобы солдаты искалечили ценный «товар».

Он успокоил разъяренного Коимбру. С трудом поднявшись на ноги, тот вернулся на свое место возле работорговца и погрозил кулаком Остину.

В это время хавильдары подтолкнули Дика Сэнда к Альвецу. Работорговец, очевидно, знал, кто этот юноша, как он попал в Анголу и каким образом очутился пленником в караване Ибн-Хамиса. Он посмотрел на него довольно злобно и пробормотал по-английски:

— Ага, маленький янки![109]

— Да, янки! — ответил Дик Сэнд. — Что вы собираетесь делать со мной и моими спутниками?

— Янки, янки! Маленький янки, — повторил Альвец.

Он не понял или не хотел понять вопроса, который задал ему Дик. Дик повторил свой вопрос. Видя, что работорговец не собирается отвечать, он обратился к Коимбре, в котором угадал европейца. Но тот только угрожающе замахнулся кулаком и отвернул в сторону свою распухшую от алкоголя рожу.

Тем временем Альвец оживленно беседовал с Ибн-Хамисом. Видимо, они говорили о чем-то, что имело непосредственное отношение к Дику и его друзьям. «Кто знает, — подумал юноша, — какие планы у Альвеца? Удастся ли нам еще свидеться и обменяться хоть несколькими словами!»

— Друзья мои, — сказал он вполголоса, как будто разговаривая сам с собой, — слушайте меня. Геркулес прислал мне с Динго записку. Наш товарищ шел следом за караваном. Гэррис и Негоро увезли миссис Уэлдон, Джека и господина Бенедикта. Куда? Не знаю. Но, может быть, они в Казонде. Терпите и мужайтесь, а главное, будьте готовы воспользоваться малейшим случаем к побегу!

— А Нан? — спросил старый Том.

— Нан умерла!

— Первая жертва…

— И последняя,— ответил Дик Сэнд.— Мы сумеем…

В это мгновение тяжелая рука легла на плечо юноши, и хорошо знакомый голос любезно произнес:

— Ага, если не ошибаюсь, это вы, мой юный друг? Как я рад видеть вас!

Дик Сэнд живо обернулся. Перед ним стоял Гэррис.

— Где миссис Уэлдон? — вскричал Дик.

— Увы, — ответил Гэррис с деланным огорчением,— несчастная мать! Могла ли она пережить…

— Она умерла? — крикнул Дик. — А ее сын?

— Бедный мальчик, — ответил Гэррис тем же тоном, — он не перенес этих тяжких испытаний…

Те, кого Дик любил, умерли… Можно представить себе, что испытал в эту минуту юноша. В порыве неудержимого гнева, охваченный жаждой мщения, он бросился на американца, выхватил у него из-за пояса нож и всадил ему в сердце по самую рукоятку.

— Проклятие! — вскричал Гэррис, падая на землю.

Это было его последнее слово. Когда к нему подбежали, он был уже мертв.