Пилигрим

Одегард остановился напротив него, в его глазах Гарин заметил азартный блеск, словно норвежец, наконец-то, дорвался до чего-то интересного.

— Надо подумать, — поддакнул Рэй. — Никому не говори, хорошо? Пока сами не разберемся, нечего воду мутить.

С этим Гарин был согласен, ему меньше всего хотелось заявлять о шпионе на борту, не имея веских оснований, кроме битых файлов в информационном пакете, да логических выкладок друга-рейтара.

— Договорились, — Юрий мотнул головой в сторону офицерской палубы. — Мне пора.

— На церемонии будешь? — уточнил Одеград.

— Да, конечно.

— Тогда увидимся там.

Они распрощались и разошлись, каждый погруженный в свои мысли.

* * *

На «Полыни» не часто проходили церемонии прощания с погибшими. В бытность, когда корвет осуществлял патрулирование зон ответственности корпорации «Сфорца», бывало, кто-то погибал, обычно «блохи» — дешевое пушечное мясо класса S. Их тела, упакованные в экопластик, доставляли обратно в порт, где те хранились в безликих рефрижераторах, пока за ними не приходили родственники или оплаченные фирмой «садовники» с ближайших ферм. Бывало, что тела не находили, тогда просто делалась запись в бортовом журнале — и контракторы превращались в короткую строчку цифр из личного номера.

Война сделала то, что не могли сделать лучшие похоронные службы — еще больше обесценила жизнь, но придала поистине символический смысл каждой церемонии прощания. По крайней мере, для тех, кто стоял над гробом и понимал, что может быть следующим.

«Полынь» прощалась со своими погибшими. С проклятой станции не вернулось одиннадцать человек, что для небольшого экипажа корвета являлось настоящей потерей. Впрочем, многие понимали — им повезло, жертв могло быть намного больше.

И эти многие то и дело бросали взгляды на Элли, которая попросила капитана о присутствии на церемонии, и теперь тихой тенью держалась чуть впереди Гарина.

Они собрались в большом десантном доке, все, кто был не на вахте и не лежал в стазисе — несколько десятков темных фигур, выстроившиеся неровной шеренгой напротив раскрытых ворот. Кто-то переговаривался, кто-то молчал, но внимание и тех и других полностью приковали к себе объекты по ту сторону шлюзового порога — три черных продолговатых мешка и расположенный в изголовье приземистый конус сигнального маяка с полосой на серебристом корпусе.

Эти трое — все, чьи тела удалось вынести со станции. Официально. На самом деле — только двоих, третьим лежал мичман Дагер, теперь тоже причисленный к боевым потерям.

Остальные, в том числе и Батор Зарыга, исчезли в голодной пасти Язвы, оставив после себя лишь запись в бортовом журнале.

На небольшой мостик вышел капитан — в черном с золотым парадном кителе, спокойный и торжественный. Произнес короткую речь, закончил фразой, похожей на стихи: «Мы — как созвездия. Как много имен в этом списке. Впишите туда и мое».

Прозвучал отрывок «Гимна первых героев», голографы распахнули под потолком трепещущие изображения знамени Имперского военного флота и треугольный вымпел рейтарских подразделений — три параллельно летящие стрелы на бордовом поле. Шлюзовые ворота плотно сомкнулись, отрезав мертвых от живых, потом раздался короткий хлопок, когда раскрылись внешние створки.

Тела в черном пластике вылетели в космос, пролетели вдоль борта корвета, сгорев в импульсе маршевых двигателей. Мигающий огнями маяк отлетел далеко в сторону от звездолета, завис в ледяном мраке, так похожем на истинное посмертие. В эфир полетели имена погибших.

Голос в пустоте, вновь и вновь напоминающий о тех, кого больше нет — да, это куда лучше набора цифр в бортовом журнале.

Чуть позже, уже в «блошином» кубрике, была распита бутылка «Лунной пыли». Дорогой напиток разлили по дешевым одноразовым стаканчикам и потертым матросским кружкам, в этом тоже виделся некий символизм. Помянули Зарыгу и других. Даже лейтенант Джаббар не возражал против такого нарушения распорядка, за это время он стал значительно ближе к контракторам.

Уже глубоко за полночь, лежа в объятиях дремлющей Киры, Юрий подумал о том, что «Полынь», оставляющая позади мертвецов и расстояния, но упорно прущая вперед, очень похожа на него, когда он, не взирая на потери и опасность, продирался сквозь Изнанку в поисках мифической рубки управления. Что ж, для него та история на ковчеге закончилась катапультированием в неизвестность. Чем закончится путешествие старенького рейтарского звездолета? И хватит ли ресурса довести дело до хорошего финала?

С этими мыслями он уснул.

Утро встретило его орущей сиреной — блуждающая в облаке замерзшего газа «Полынь» вывалилась к очередной Арке.

* * *

Юрий прыгнул в кресло «голема», чуть не впечатавшись головой в край люка. Запоздало выругался, устраиваясь на сиденье, щелчком сбросил защитный кожух с панели управления и запустил системы машины.

Многотонный «ракшас» встрепенулся, завибрировал, загудел, выгоняя застоялый воздух из кабины. Зажглись обзорные окошки шлема, металлически звякнули пулеметные ленты на шестернях.