Пираты Венеры

— Принцесса Вепайи? Ну никогда бы не подумал! — рявкнул я, как нобарган. Мне открылась еще одна Дуаре. Она не желала со мной расставаться. Ну ни в какую! И это было так неожиданно! Я считал, что не заслужил такой преданности с ее стороны. Как она посмотрела! Как… А преследователи между тем уже должны были добраться до вершины скалы. Через минуту они накинутся на нас. Как только я подумал об этом, первый из них уже показался на утесе и кинулся к нам. — Береги себя, дорогая, — неуклюже пошутил я, больше не думая. Схватил ее поперек и буквально вскинул на плечи обезумевшего от мучительных сомнений воина-птицы. Не видя ее сопротивления, дерганий. Стоило мне только прикоснуться к ней, только прикоснуться, как я позабыл обо всех своих благих намерениях. Дуаре наконец была в моих объятиях доброю волей! Я прижал ее к себе на мгновение, шепнул: — И держись за него крепко, не то я вас обоих поколочу…

Люди быстро спускались по склону каньона. Вот они уже переправились через реку и подошли к подножию скалы, на которой мы стояли. «Софал» медленно приближался к берегу. Я подошел к краю скалы и взглянул вниз на карабкающихся. Они уже были на середине склона. Затем я повернулся к ангану, со страху прижавшему к голове свои заостренные уши.

— Торопись! Ты самая мужественная птичка из всех, с которыми я встречался! Будешь у меня генералом! — крикнул я, насильственно веселясь, приободряя его, подталкивая к краю. — И держи ее, пожалуйста… Не как ящик с пистолетами, а как будто несешь целый мир… Давай! Ну, лети же! Они уже совсем близко!

Он расправил свои мощные крылья, закинул горделивую голову и оторвался от земли.

Картина маслом. Широченные, ярко оперенные крылья, над ними — голова с покатым лбом, заостренным клювом в рифленую сетку, стеклышками глаз и вытянутой линией шеи с выпирающим кадыком, а ниже — другая голова, в ветре из темных волос, без опознавательных знаков… просто — любимая.

Силуэт сдвоенной фигуры с этими вскинутыми в вертикальном парении крыльями и эти две головы, одна под другой, — это навсегда осталось в моем сердце. У меня в этот миг мелькнула шальная мысль — построить себе самолет!

Я смотрел, задравши голову вверх, едва ли не с открытым ртом. Как истукан какой-то.

Как это было восхитительно. Общая линия двух слепившихся в замедленном, невероятном для правил аэродинамики толчке была так совершенна, что у меня дыхание перехватило. Летающий корабль — вот чем они нынче были. И к спасению могли прийти только вместе, вдвоем.

Тот, кто летит, и тот, на ком он летит.

Правда, сейчас о комфорте речь не шла, долететь бы. Дуаре сжимала грудь ангана предплечьями, а бедра — коленями, неудобно, держалась вообще неизвестно как. Он, по-моему, тоже летел неизвестно как. Еле дышал. И два раза провалился в воздушную яму. И все ждал, когда его задушат.

Но они поднимались ввысь по дуге, как первый в мире человеколет.

Невероятно, но воздух вокруг них вдруг запел.

То ли звенящее твердое тело ангана на самом деле было не из мяса и полых костей, а из хрусталя. Или из поющего тростника, из которого мастерили античные флейты. То ли образовавшийся ветер запутался у Дуаре в волосах и играл на них, как на арфе. Но я определенно услышал какую-то небесную музыку.

Дуаре, поднятая в воздух, очевидно, боялась пошевелиться. Вряд ли она что-нибудь слышала, кроме затрудненного дыхания человеческой птицы и шума моря. Но даже в этом неудобном своем положении все ж на прощание проявила свой вредный характер — оторвала руку от оперенной шеи ангана, замахала ею у него перед носом, едва ему клюв не свернув, едва не дезориентировав. Нет, она не подумала о нем. Она, забыв про человека-птицу, просто решила закричать мне, сигналя еще и рукой для пущей убедительности:

— Карсон!.. Я, кажется, тебя люблю!..

— Кажется? — возмутился я, взмахнув им в ответ своими отяжелевшими пальцами. — Тебе это только кажется? Ну ты просто неблагодарная девчонка какая-то! А я за тебя помирал! Твоим именем назвал эту бухту! Наша птичка сейчас навернется от тяжести! А ей, видите ли, кажется! — и уже совершенно другим, истинным своим, без иронии и едкости голосом, крикнул: — Когда перестанет казаться, как-нибудь сообщи! Я-то люблю тебя наверняка, детка!..

Но уже было поздно.

Они явно не расслышали моих прощальных слов. А я был счастлив. Я был так счастлив, что, когда на меня набросились вооруженные люди, принялся лупить, куда — не глядя, кого — не видя, в волшебном упоении этого крепкого очарования.

Она полюбила меня, Карсона из рода Нейпиров. Она будет со мной. И в бюро из фиолетового амторианского дерева мы с ней будем хранить всю коллекцию ее ритуальных кинжалов. Для масла. И этим же маслом напишем еще очень много прекрасных картин.

Но меня в этот миг оглушили чем-то тяжелым.

И все потускнело в глазах.

Пропавшие на Венере

I. Семь дверей