Писатели США о литературе. Том 2

Это был век чудес, век искусства, век крайностей и век сатиры. На троне Соединенных Штатов восседало раздувшееся от мании величия ничтожество, всеми мыслимыми и немыслимыми ухищрениями пытавшееся придать себе живой облик и запугивавшее тех, кто этого облика за ним не признавал; щеголевато одетый молодой человек не поленился пересечь океан, дабы мы имели возможность полюбоваться на того, кому принадлежал трон Англии*. Целый сонм девиц вздыхал по юному англичанину, а старик американец тяжело ворочался во сне, ожидая, пока его отравит собственная жена, прислушавшаяся к совету Распутина в юбке, которому затем будет принадлежать решающее слово в наших государственных делах. Но в сторону все это; мы наконец-то могли жить так, как хотели. Когда американцы массами принялись шить костюмы в Лондоне, портным с Бонд-стрит волей-неволей пришлось приспособить покрой к американскому сложению с длинной талией и к американским вкусам— просторно, но по фигуре; а вместе с этим покроем в Америку проникло нечто утонченное, определенный, стиль человека. Во времена Ренессанса Франциск I вспоминал Флоренцию, едва взгляд его падал на собственный камзол. Англия XVII века изо всех сил подделывалась под французский двор, а лет пятьдесят назад пруссак-гвардеец обязательно приобретал штатский костюм в Лондоне. О, наряд джентльмена—этот знак «могущества, которое человек должен удержать и которое передается от поколения к поколению»!

Ныне самой могущественной страной стала наша. Кто бы вздумал теперь указывать нам, что модно, а что смешно? Пока в Европе кипела война, мы были в стороне; мы принялись старательно изучать все еще неведомые Юг й Запад в поисках экзотических развлечений и обычаев, но оказалось, что еще больше таких развлечений и обычаев можно найти совсем рядом, буквально под рукой.

Первое имевшее общественные последствия открытие этого рода вызвало энтузиазм, явно не соответствовавший заключавшемуся здесь элементу новизны. Еще в 1915-м году избавившиеся от каждодневной опеки молодые люди из маленьких городов осознали, что тот самый автомобиль, который на шестнадцатилетие подарили Биллу, чтобы он «чувствовал себя самостоятельным», дает возможность в любую минуту уединиться, отъехав куда-нибудь подальше. Поначалу ласки в автомобилях даже при столь благоприятных условиях казались чем-то отчаянно рискованным, но вот с обеих сторон выявилась растущая уверенность в себе—и прощай, древняя заповедь! Уже к 1917 году в любом номере «Иейл рекорд» или «Принстон тайгер» можно было прочитать рассказы о таких вот случайных и захватывающих дух приключениях.

Но ласки более смелые пока что могли себе позволить только отпрыски семей побогаче — среди менее обеспеченной молодежи вплоть до конца войны еще держались старые понятия, и за поцелуем должно было последовать предложение, о чем не раз, к своему огорчению, узнавали занесенные судьбой в незнакомые города молодые офицеры. И только' в 1920 году покровы упали окончательно; Век джаза вступил в свои права.

Степенные американские граждане не успели и дух перевести, как самое необузданное из всех поколений, то поколение, которое в смутные годы войны еще переживало отрочество, бесцеременно отодвинуло в сторону моих ровесников и танцующей походкой вышло на залитую юпитерами сцену. Их девочки разыгрывали из себя прожженных львиц; новое поколение подорвало моральные устои старших, но в конце концов раньше времени исчерпало себя, и не потому, что ему не хватило морали, а потому., что ему не хватило вкуса. Если говорить об этом поколении, надо вспомнить 1922 год. Тогда оно переживало свой расцвет, а после Век джаза не закончился, но он все меньше и меньше становился чем-то таким., что было создано молодыми.

Все, что было после, напоминало вечеринку подростков, на которой их вдруг заменили взрослые, приведя хозяев вечеринки в недоумение, внушив им такое чувство, что ими пренебрегли, и даже—некоторую растерянность. К 1923 году взрослые, которым надоело с плохо скрытой завистью наблюдать за этим карнавалом, решили, что молодое вино вполне заменит им молодую кровь, и под вопли и гиканье началась настоящая оргия. Молодежь перестала быть в центре всеобщего внимания.

Всю страну охватила жажда наслаждений и погоня за удовольствиями. Раннее приобщение молодежи к интимной сфере шло своим чередом, какие бы запреты на это ни налагались,—это был естественный результат попыток привить Америке английские обычаи. (Наш Юг, в частности,—это тропики, где созревают рано; но ведь французам или испанцам никогда и в голову не приходило предоставлять- свободу девицам в шестнадцать-семнадцать лет.) Впрочем, эта всеобщая решимость наполнить жизнь развлечениями, поначалу выразившаяся в вечеринках с коктейлями, которые устраивали уже году в 1921-м, имела под собой причины более сложные.