Писатели США о литературе. Том 2

На мой ^взгляд, все, что было эротического в этих книгах, даже в «Шейхе», предназначавшемся для детей и написанном в манере «Питера-кролика», не содержало ни грана вреда. То, что в них. описывалось—и гораздо больше этого,— было отнюдь не новостью; мы это знали по окружавшей нас жизни; В большинстве своем высказываемые авторами соображения отличались искренностью и стремлением устранить неясность, а в итоге эти книги помогали вернуть какое-то значение такому понятию,* кайс мужчина; вытесненному в американской жизни другим понятием— супермен. («А что такое супермен? — спросила как-то Гертруда Стайн.—Вы не находите, что сюда уже не укладывается все, прежде подразумевавшееся при слове «мужчина»? Подумать только, супермен!») Замужним женщинам была теперь дана возможность самим для себя определить, не проигрывают ли ойи в браке и действительно ли секс—нечто такое, что надо, как им намекали их матушки, научиться выносить, вознаградив себя тиранией над супругом в области духовной. Быть может, впервые для многих женщин открылось, что любовь предполагает чувство радости. Как бы то ни было, думавшие по-иному и преподносившие свои мыслишки в цветистом словесном обрамлении проиграли в этой войне, что, кстати, и сделало среди прочего нашу современную литературу самой жизнеспособной в мире.

Вопреки распространенному мнению, фильмы Века джаза не оказали никакого влияния на его представления о морали. Социальные взгляды постановщиков отдавали трусостью и банальностью и не отвечали эпохе; так, скажем, в кино да^ке и не пытались, пусть хотя бы поверхностно, рассказать о молодежи вплоть до 1923 года, когда существовали уже особые журналы, писавшие только о новом поколении, и само оно давно уже ни для кого не было новостью. Лишь тогда и в кино начались робкие и бестолковые попытки что-то сказать об этом поколении, затем появилась «Пылающая юность» с Кларой Бау, и голливудские мастера на все руки, подхватив тему, в мгновение ока вырыли для нее кинематографическую могилу. Весь Век джаза'дело в кино не шло дальше миссис Джиггс, вполне олицетворявшей присущую кино грубость и пошлятину. Дело, конечно, объяснялось строгостями цензуры и свойственной кино, по его природе, спецификой. Впрочем, независимо от существования кино Век джаза, изобретя свой собственный мотор, уже катил на полной скорости по широкой дороге, делая остановки только на больших заправочных станциях, где ключом били деньги.

В его карнавальную пляску включились и люди, которым было за тридцать, люди, уже подбирающиеся к пятидесяти. Мы, старички (пусть передернет Ф. П. А.), помним, какой шум поднял^ ся в 1912 году, когда женщины, к сорока успевшие стать бабушками, забросили подальше свои костыли и принялись, брать уроки танго и тустепа. Прошло десять лет, и женщина могла уже, собираясь в Европу или в Нью-Йорк, положить в чемодан и свою Зеленую шляпку, не боясь, что на нее падет взгляд Савонаролы: тот был слишком занят в собственноручно им^ выстроенных авгиевых конюшнях, нахлестывая дохлых лошадей. В обществе, даже самом провинциальном, стало обычаем обедать в отдельных кабинетах, и стол трезвенников мог узнать о расположившемся поблизости более оживленном столе только из лакейских пересудов. Да и сильно поредело за столом трезвенников. Одно из непременных встарь украшений этого стола, не пользующаяся чрезмерным успехом юная особа, смирившаяся с необходимостью чем-то себя вознаграждать за вполне вероятное вечное девство, жаждала теперь вознаграждения интеллектуального и, случайно открыв для- себя Фрейда и Юнга, затевала за таким столом скандал за скандалом.

Году к 1926-му всеобщее помешательство на сексе стало утомлять. (Вспоминаю одну молодую мамашу, вкусившую все радости счастливого брака и вполне довольную судьбой; она спрашивала у моей жены, «не имеет ли смысла завести прямо сейчас интрижку», никого конкретно не имея в виду, просто «есть что-то унизительное в этом бщущении, что тебе уже порядком за тридцать, вам не кажется?».) Было время, когда пластинки с записями негритянских игривых песенок, исполненных разного рода эвфемизмов, чтобы избежать прямой фаллической лексики, побудили подозревать такого рода-символы повсюду, и немедленно поднялась волна эротических пьес; как ни протестовал Джордж Джин Натан» школьницы выпускных классов битком набивали галерку, чтобы узнать наконец, сколь романтично быть лесбиянкой. Дошло до того, что один режиссер, совсем потеряв голову, осушил, как кубок, ванну со спиртным экстрактом, где выкупалась гризетка,, и отправился за решетку. Это самоотверженное усилие ухватить за хвост романтику все-таки было в духе Века джаза; а сидевшей в одно с ним время Рут Снайдер рекламу создали смаковавшие ее историю бульварные газеты; «Дейли ньюс» сулила гурманам-редкое наслаждение—почитать, как та будет «разогреваться, скворчать и ЖАРИТЬСЯ!» На электрическом стуле.