Писатели США о литературе. Том 2

Если утонченность Уайлдера,, снобизм Т. С. Элиота и аристократизм Менкена были рождены десятилетием капиталистического «бума»,, то демократический ренессанс 30-х годов был плодом Великой депрессии. Депрессия означала конец преобладания в американской литературной жизни некогда модных философских школ. Фрейдизм, богемианйзм, неогуманизм, менкенизм, джойсизм, даже туманный демократизм среднезападного образца— все обнаружило свою несостоятельность.

Сторонники учения Менкена и Элиота также пережили банкротство, они также выбивались из привычной колеи, вынуждены были искать работу, как и остальные американцы. Теперь, в момент кораблекрушения, быть заумным, снобом, скептиком не имело никакого смысла. Изоляция означала гибель. Тот, кто хотел выжить, должен был научиться сотрудничать с другими жертвами, научиться дисциплине и организованности.

В период с 1930 по 1940 год в нашей литературе произошло второе открытие Америки—как и в знаменитую эпоху в царской России, философствующие ранее книгочеи «пошли в народ». Обнажились неизвестные дотоле сферы американской жизни— глубокий Юг, повседневная жизнь рабочих на фабриках, заводах и шахтах, борьба фермеров, духовный мир черных, проблемы новоприбывших иммигрантов и их детей.

Наконец, американская литература установила подлинную связь со всем огромным и удивительным континентом. Каждый новый сезон эпохи кризиса открывался появлением многих одаренных молодых писателей. Появилось значительное число небольших журналов, наполненных не привычными поэтическими безделушками, но пролетарских по духу. Все это коснулось и писателей старшего поколения: многие отказались от самосозерцания, оставили уютные обиталища отвлеченных умствований. Иным это не удалось, но все, несомненно, испытали потр>ясение и изменились.

Признаком ренессанса стали разгоревшиеся ожесточенные споры, литература приобрела живость и весомость, стала социальным фактором в жизни нации; подобного не наблюдалось со времен Гражданской войны. Были созданы федеральные'проекты развития искусств; произошел переворот в широкой культурной сфере, какого не знала Америка. Да, это было значительное и плодотворное десятилетие, когда легковесный оппортунизм и юношеские робость и колебания были изгнаны из литературы. Оно научило американских писателей гордиться своим мастерством, потому что благодаря ему они могли вести народ к великим целям. Оно учило их писать и действовать в духе человеческих и гражданских идеалов, быть не развлекателями, не вечными студентами Гарварда, не мистиками, не отщепенцами, стоящими в стороне от жизни нации. Писатель перестал казаться чужаком, он крепко укоренился в американской почве.

Конечно, невозможно охарактеризовать в подробностях этот ренессанс в рамках краткого доклада. В будущем историки посвятят этому книги, как было с движением аболиционистов, трансценденталистов и социалистов в литературе после Гражданской войны. Мы еще слишком близки к ренессансу 30-х годов, чтобы судить о нем с достаточной объективностью. Но что в нем поражает, так это широта и размах, жизненность и совершенство в самых разных аспектах. Великие народные движения вообще имеют удивительное свойство воздействовать совершенно неожиданным образом на национальную культуру. Мексиканская революция начиналась как борьба крестьян за землю, но она также создала прославленную школу современных художников-мюралистов. В ходе русской революции, помимо прочих достижений, явилось искусство кино, до этого — невысокого уровня и носившее чисто коммерческий характер. Народный фронт во Франции за свое кратковременное существование обновил французскую кинематографию и возродил народные баллады в духе средневековья. Коммунистическое движение в Китае создало искусство резьбы по дереву, привело к развитию жанра короткого рассказа и хорового пения. Японское освободительное движение стимулировало появление реалистического романа, привнесло эпический дух в японскую литературу, в которой под влиянием среднего класса преобладал лишь тривиальный, худосочный автобиографический очерк.

В Америке влияние народного движения 30-х годов ощущалось во многих областях. Рабочая тематика первых романов о забастовках и безработице обрела множество граней, она отразилась даже на голливудской продукции. Картины, подобные фильмам «Доносчик», «Эмиль Золя», «Мистер Дидс едет в город», не создавались до этого в Голливуде. Фольклор, балет, живопись, театр—во всем сказался этот новый дух. Подлинная жизнь масс на Юге, и белых и черных, впервые была запечатлена в литературе 30-х годов. Разве мы забыли то время, когда фолкнеровские монстры с их кукурузными початками считались воплощением белых мужчин Юга, а старый сводник, создание Карла Ван Вехтена, выдавался за образец «нового негр^»?*