Письма, 1926-1969

Из Гейдельберга я все же отправилась во Фрайбург, и это во многих отношениях было выдающимся решением. Во-первых, господин Кайзер⁵, который пригласил меня в гости. Ему около 40, типичный гомосексуал (что совершенно меня не беспокоит! но странно наблюдать, как он пытался это скрывать), живет на немыслимо роскошной вилле, которую построил сам, с полами из каррарского мрамора, который он также нашел и вырезал самостоятельно, с ним живет араб из Туниса (ср. Андре Жид⁶, он тоже никак не мог оставить арабов в покое), который должен играть роль дворецкого, но настолько бесстыден, что все принимает крайне странный оборот, при этом никто не может сделать вид, будто ничего не происходит. И вдобавок ко всему, чтобы полностью передать атмосферу этого удивительного дома, два живых барана, которые должны подъедать траву. Он пригласил несколько очень уважаемых людей из университета, и их спутницы тоже были немного не в себе. Все это крайне странно, поскольку провинциально. Туда же он приглашает студентов и устраивает большие танцевальные вечера. На самом деле дом очень здорово обустроен и поражает своей оригинальностью. В академическом отношении его так же не в чем упрекнуть, кажется, он способен заткнуть за пояс чертову дюжину профессоров. Я великолепно провела время, но должна признать, что мне хорошо удалось это скрыть.

Меня куда меньше обрадовал следующий инцидент. Я написала Хайдеггеру, где я буду и как он может меня найти. Он ничего не ответил, что меня совершенно не побеспокоило, поскольку я даже не знала, в городе ли он сам, а все, с кем мне нужно было встретиться, тем более этого не знали. Затем произошло следующее: среди гостей Кайзера был и Финк⁷, я рассказала Кайзеру, что знаю его с юных лет. Я, в свою очередь, сделала это потому, что летом меня пригласили на какую-то университетскую неделю, за которую отвечал Финк, а в приглашении говорилось, что лично Финк будет особенно счастлив etc. per procura. Даже Кайзер сказал, что Финк отзывался обо мне крайне положительно – поэтому я посоветовала пригласить и его. Однако Финк категорично отклонил приглашение, сказав, что не желает меня видеть, и откровенно ссылался на Хайдеггера, который очевидно ему это запретил. Почему? Не представляю. Единственный вывод, который я могу сделать: Финк сказал Хайдеггеру, что я буду там и он со мной встретится, на что Хайдеггер заявил, что не хочет этого. Другое дело, что Финк согласился, между ними, кажется, установились отношения, принятые в кругу Георге. Я пишу об этом так подробно, потому что есть вероятность, пусть и нет никакой уверенности, что все это связано с Тобой, хоть я и совершенно не могу объяснить себе каким образом. Год назад Хайдеггер прислал мне свои новые публикации с посвящением. Я в ответ отправила Vita activa. C’est tout.

Дискуссии проходили в первую очередь с ассистентами, приват-доцентами и старшекурсниками, которые поголовно видят в Гитлере воплощение «рока» и «историческую необходимость», хоть и не могут договориться, восходит ли она корнями к Бисмарку, Марксу, Ницше или Гегелю. Они избегают конкретных обсуждений, как «поверхностных», Гитлер для них, очевидно, недостаточно образован.

Pantheon: Все отлично. Завтра я встречусь с Джерри Гроссом⁸, он непременно хотел побеседовать со мной еще раз, так что расставание пройдет мирно. На этой неделе я снова наняла прежнюю секретаршу⁹, поскольку не справляюсь с почтой в одиночку. Она сможет забрать рукопись и передать в Harcourt, Brace. У нас дома стоит приятная прохлада, так что пока мы решили остаться, и потом, возможно, на пару недель поедем в Катскилл¹⁰. Я мечтаю лишь об одном: наконец оказаться дома и не раскладывать вещи по чемоданам.