Письма, 1926-1969

Я снова превращаюсь в учителя, кода говорю, что о вопросах вины необходимо говорить ясным языком (здесь я пристрастен из-за собственных стараний в «Вопросе о виновности»). Когда речь идет о юридических обязательствах, я бы не стал говорить об ответственности. Но в целом я с Тобой согласен. Но не могу избавиться от собственной схемы (в данном случае от «четырех типов вины»). И все же, я полагаю, Тебе не стоит ничего менять.

Прошу, оставь мое имя и в немецком издании. Мои слова «Мне не по себе» относятся к тому, как мне следует вести себя с Голо Манном в этом сугубо провокационном случае, – это, однако, сущий пустяк по сравнению с тем, как он поступил с Тобой. Публичная грубость требует ответного удара.

Пипер хочет посвятить Тебе большую рекламную кампанию. Я абсолютно разделяю его намерение. Сегодня не воспользоваться рекламой попросту глупо. У нас больше нет интеллектуальной аудитории, нет «слоя», в котором литератор сто лет назад чувствовал себя как дома. Нужно решить, как мы можем захватить отдельных интеллектуалов, то есть обратиться к «массам». Но, конечно, нужно продумать каждый отдельный случай. Я всегда воодушевлен, когда Ты выступаешь перед студентами или на конгрессах любого рода или произносишь речи, как на вручении Премии Лессинга. В отношении всего, что связано с пресс-конференцией и интервью Spiegel, просто доверься своим инстинктам. Вопрос в том, захочешь ли Ты добровольно подвергнуть себя риску недоброжелательности и поддаться желанию создать определенный эффект. Позволь рассказать Тебе о своих давних размышлениях: после моего телеинтервью о «Свободе и воссоединении»² одна реакционная институция в Берлине в лице некоторых профессоров (Херцфельд³, Гадамер и т. д.) хотела приехать в Базель, чтобы взять у меня интервью. Физически я мог бы согласиться. Но ответил отказом. Макс Вебер, полагаю, согласился бы. Я не хотел бы вступать в борьбу против откровенно злых намерений, в которой пришлось бы сражаться против всех в одиночку. После выхода «Свободы и воссоединения» трое репортеров Spiegel хотели приехать в Базель. Пипер настоятельно требовал моего согласия (продажи могли бы вырасти «минимум на 4000 экземпляров»)⁴. Я снова отказался. Не потому, что был против злых намерений, но потому, что был бы вынужден противостоять тем, кто охотится за сенсацией, тем, кто расставляет ловушки, втроем нападают на одного, по собственному желанию прерывают разговор, вырезают на пленке то, что не хотят публиковать. Я подумал, не нужно связываться с теми, против кого безоружен, с теми, кто после разговора вырежет твои слова и напишет все, что захочет.

Интервью на радио – другое дело, но с одним собеседником. Бонди проявил себя. Жанна Эрш очень давно рассказывала, что Бонди считает, будто Голо Манн прав. Эти рассказы можно было бы счесть сплетней, если бы я писал о них не Тебе. Действительно ли все так, как рассказывает Жанна (которая на тот момент еще не успела составить своего мнения, потому что не читала Твою книгу), я не знаю. Не стоит воспринимать всерьез все, что говорит Бонди. Через разговор с ним Ты могла бы обратиться и к широкой аудитории и сообщить ей все, что она хочет узнать. Бонди для этого достаточно умен и умеет себя вести.

Поскольку Ты спросила: я советую воздержаться от встречи с прессой и от интервью Spiegel, но согласиться на интервью с Бонди.

Россман: «Попечительский совет» университета очевидно настроен против, «Воспитательный совет» – единогласно за. Цшокке⁵ за него. Совет правления, которому предстоит принять решение, до сих пор сомневается. Они хотят пригласить Россмана и второго кандидата из Цюриха по имени Мейер⁶ (толстая книга о Лейбнице, вышедшая в 1948 году⁷) на индивидуальные интервью с полным составом совета правления (семь человек), чтобы познакомиться лично. Я слышал, в одном из отзывов «попечительского совета» упоминается «клика Ясперса». Члены «воспитательного совета» избираются гражданами и обязаны принимать решения по всем вопросам образования, «попечительский совет» отвечает только за дела университета. В последний момент оппоненты Россмана выдвинули лозунг: «Швейцарец, не чужак». Так что ситуация очень неопределенная. Если Россман получит пост, то только благодаря Цшокке и народным избранникам и вопреки воле университета. Все это, прошу, между нами.

По поводу телевыступлений пока нет никакой уверенности. Всему помешала моя болезнь. Я не могу просто написать текст лекций. Все зависит от того, смогут ли они дать мне еще время. Если нет, я не расстроюсь, хотя и выступил бы с удовольствием: это попытка донести свои основные идеи отдельным представителям масс. У философии как у эзотерического предприятия нет будущего, и она не приносит пользы современным людям. Если бы Генрих был здесь, я бы продвинулся дальше гораздо быстрее. Наши мотивы совпадают, хоть и используем мы разные средства.

Мы очень надеемся, что сможем увидеть в этом году хотя бы Тебя.

Сердечный привет вам обоим

Твой Карл