Письма, 1926-1969

391. Ханна Арендт Гертруде и Карлу ЯсперсНью-Йорк, 19 февраля 1966

Дорогие друзья,

вот и поздравление с днем рождения: оставайтесь здоровы, надеюсь, мы скоро увидимся – что еще я могу сказать? Здесь Твое интервью с Аугштейном имело большой успех. Ты, конечно, знаешь, что оно из-за ошибки Spiegel в один месяц вышло и в Commentary¹, и в Midstream² (журнал сионистской организации). В том же номере Midstream опубликована единственная положительная и достаточно истеричная рецензия на книгу Робинсона. Насколько мне известно, издатель (Шломо Кац, довольно бестолковый) хочет опубликовать и Твой разбор парламентских дебатов, я рассказывала о нем одному другу, который сотрудничает с журналом. Если им заинтересуются и в Commentary, я бы предпочла последних, но если нет, разумеется, Midstream. Пусть Тебя не беспокоит, что я со всеми рассорилась.

Вик звонил от Harper: с «Философией» все отлично и Эштон вскоре должен начать работу над переводом. Он потребовал увеличить гонорар – и по праву. Вик связался с Springer. Эштон действительно очень хорош. Полагаю, он уже отправил Тебе предисловие к «Философской вере».

Лакер так вяло и кратко ответил, что не было смысла беспокоиться и пересылать Тебе письмо. Написали и другие, я сейчас как раз пишу ответ и отправлю Тебе всю переписку, когда тексты будут опубликованы. Предположительно через неделю. О финансировании, сведения о котором, разумеется, нельзя раскрывать: из достоверного источника я узнала, что Мусманно получил дополнительные средства от United Jewish Appeal³ за рецензию в New York Times. Забавно, не правда ли? Евреи и правда совершенно сошли с ума, приличные люди здесь такого себе не позволяют, мы не во Франции.

Вьетнам: мы по-прежнему серьезно обеспокоены. Вы, может быть, читали о дискуссиях в Комитете сената по международным отношениям под управлением Фулбрайта⁴. Вчера Раск⁵ непрерывно выступал на слушаниях на протяжении семи часов. Мы следили за ним целый день по телевизору. Все это невероятно занимательно и организовано на весьма высоком уровне, производит сильное впечатление. Не могу представить ничего подобного ни в какой другой стране. Главный пункт аргументации Раска – в абсурдном определении «мировой революции», которую необходимо предотвратить во Вьетнаме. За этим, вероятно, кроется подлинный страх перед китайцами, который по большому счету вполне оправдан, но в этом случае совершенно неуместен. Несмотря на то что, на мой взгляд, под угрозой находимся не мы и не Южная Азия (например Индия), но в первую очередь Россия, а во вторую – Австралия и Новая Зеландия. Но, разумеется, невозможно знать наверняка, и хотя теории анклавов Кеннана⁶ и генерала Гейвина⁷ и звучат многообещающе, их вряд ли получится воплотить. Самое плохое в том, что мы ни в коем случае не можем вести сухопутную войну в Азии, а именно это мы и собираемся сделать. Я не верю в Третью мировую войну, но иногда мысли о ней меня пугают. И еще о вчерашнем телеэфире: этот технический инструмент придает смысл демократии в эпоху массовых теорий, смысл, которого у нее никогда не было – в подобных обсуждениях принимает участие весь народ, здесь необходимо его живейшее участие. В этот раз это стало совершенно очевидно.

На следующей неделе Генрих снова уезжает в Бард. Приблизительно через неделю я отправляюсь в Чикаго – поистине странствующий ученый. Мои лекции в Корнелле прошли с большим успехом, я только что прочитала несколько студенческих работ, которые даже не приходится оценивать (у меня было два хороших ассистента): они действительно чему-то научились, что не может не радовать старого профессора. В Чикаго я читаю лекции о чем-то вроде базовых этических проблем (я сформулировала это чуть изящнее) и уже дрожу от волнения. Генрих ведет углубленный семинар о «моральном вакууме» и в качестве основы хочет использовать книгу об атомной бомбе. Я в этот раз планирую ссылаться на Твоего «Ницше». Слава богу, он вышел на английском. К тому же я понемногу учу ходить своего старого «Августина» и должна составить новое предисловие к книге о тоталитаризме, которая должна выйти в новом издании (с твердой обложкой), поэтому мне в первую очередь необходимо расширить прежнюю библиографию. Приходится много читать. Меня это не беспокоит, но время от времени начинаю жаловаться. Никак не могу побороть свою природную склонность к лени.

Мы уже думаем о возвращении. Как обстоят дела? Можете ли вы сказать что-то определенное? Нам лучше всего подошел бы сентябрь – слишком долго объяснять. Я могла бы уехать около 10 числа, но 1 октября уже должна вернуться. Что вы думаете?

Всего самого, самого лучшего

Ваша

Ханна

Дорогая, будь внимательна, не выходи на улицу одна, будь осторожна. Мне очень приятно узнать, что Тебе понравилась моя книга о революции⁸. Кажется, она старомодна и нравится не многим.