Письма, 1926-1969

Для него никакого значения не имел тот факт, что Гертруда еврейка. Но уходя после последнего визита в мае 1933-го, он был с ней чрезвычайно невежлив и даже не попрощался. Причина была в том, что она, в своей манере, прямо высказала свое мнение, в то время как я был осторожен и говорил обиняками, с большим недоверием. Я так и не простил ему столь неблагородное отношение к Гертруде. Странно, что сама она обо всем забыла, предположительно потому, что ей в тех обстоятельствах было совершенно все равно. Оправдание, которое он предъявил после 1945-го, слова о том, что он попросту стыдится³, я считаю пустой отговоркой. Со временем мы с Гертрудой просто стали ему совершенно безразличны. Накануне моего шестидесятилетия Элькерс⁴, наш друг, ординарный профессор ботаники из Фрайбурга, спросил его, не собирается ли он поздравить меня с приближающимся юбилеем. Он крайне эмоционально ответил и, конечно, ответил «Да». Никакого поздравления я так и не получил⁵. Точно так же он молчал, когда меня сместили с должности в 1937-м. Не думаю, что эти личные конфликты действительно важны. Так бывает. Они имеют значение в личном общении, по крайней мере, для меня, и приводят к определенным последствиям. Но примитивные утверждения, которые позволяет себе Spiegel, – это не просто упрощение. Я бы сказал, после 1945-го творилось то же, что и после 1933-го. Хайдеггер не собирался прекращать общение с нами. Просто так вышло. Я не принимал решения никогда больше не встречаться с ним после 1945-го, просто так вышло, по случайности. Но обстоятельства в обоих случаях были разными. Но их объединяет аналогия неосторожности, которая кажется мне очевидной.

Разумеется, я иного мнения о его объективных поступках. Он никогда не был антисемитом и иногда весьма почтительно относился к евреям, например, когда хотел защитить кого-то вроде Брока⁶ (как в целом поступали все бывшие нацисты). Иногда он вел себя отвратительно, например, в официальном письме, направленном в Геттинген, о еврее Френкеле⁷, написав в нем то, что написали бы нацисты. Его отношение к Гуссерлю было просто примером подобострастия перед нацистами. Все это – доказательства полного растворения представлений о добре и зле. У него их никогда не было, или они посещали его как озарение, по случайности.

Только что прочитал реплику Хайдеггера в Spiegel⁸. Мне она кажется неприятной и глупой.

Знакомую Тебе статью о парламентских дебатах в Spiegel так и не опубликовали. Запланированный исправленный вариант им тоже не подошел. Понимание того, что нужно или интересно читателям, для Spiegel – главная причина успеха. Форма моего «рентгеновского обследования», как статью назвал Аугштейн, не сочетается с формой, принятой в Spiegel. Я не возражаю и все принимаю. Однако приблизительно в середине апреля в двух выпусках Spiegel хочет опубликовать фрагмент из третьей главы моей книги о ФРГ. Я рад. Это сделает книге хорошую рекламу. Там я выражаюсь просто и вполне понятно, но в то же время мои идеи довольно сенсационны: от парламентского государства к партийной олигархии, от партийной олигархии к диктатуре, «легальный» путь через запланированные законы о чрезвычайном положении, через «внутреннее чрезвычайное положение» к развитию вооруженных сил и сочетанию всех тенденций, которые в конце концов приведут к войне с Востоком, о которой даже не догадывается большинство. Армия ФРГ уже слишком велика. Пауль Готтшальк несколько месяцев назад прочитал в одной итальянской газете, что какой-то немецкий генерал заявил в выступлении перед небольшой аудиторией: мы вернем восточные области либо мирным путем, либо военным. К сожалению, саму газету он не принес. Я бы с радостью включил цитату оттуда в текст. Мне кажется бесспорным, что в головах генералов крутятся такие мысли. Моя статья это предполагает.

Уже две недели я не могу работать. Новое «обострение» с температурой, болями и общей слабостью. Теперь после двух уколов, которые мне вводят только раз в месяц, из-за связанных с ними рисков, снова чувствую себя лучше. Но спустя четыре дня их действие проходит. Надеюсь, пройдет хоть немного времени, прежде чем состояние ухудшится снова. В эти дни я работаю очень продуктивно.

До этого момента диктовал. Тем временем от Фройнда пришло письмо для Занера. Великолепное и по тону, и по содержанию! Университет напишет Фройнду, за подписью ректора. Нет никакой необходимости в переговорах или заключении от правления. Как раз этого я и боялся. Письмо ректора пока никто не видел. Надеюсь, все в порядке.

Я счастлив думать, что вы хотите снова навестить нас в сентябре. Может быть, все получится. Вы увидите, что мы оба очень изменились, но будете терпеливы к нашему возрасту.