Письма. Документы. Воспоминания

Вскоре у нас с Исааком Ильичом состоялся обмен подарками. Придя ко мне, он увидел на стене маленькую пастель с изображением лесного прудика. Пастель Исааку Ильичу понравилась, и он просил подарить ее. На следующий же день я принес пастель Левитану, и он приколол ее в столовой на стенку.

Недели через две Исаак Ильич принес мне свой этюдик – один из мотивов «Золотого Плёса». Он очень извинялся, что дорогой с этим этюдом случилось несчастье: написанный на тонкой фанере, он чуть треснул. Но Исаак Ильич меня успокоил, сказав, что рамочник Грабье[230] сумеет его наклеить на доску, а сам он непременно пропишет склейку.

Вскоре Левитан познакомил меня с С.Т. Морозовым, очень ценившим талант Исаака Ильича, и Морозов предложил мне пожить у него в имении на Москве-реке (бывшее имение Арапова в Звенигородском уезде). Местность там исключительно красива: крутой берег реки, пески, сосновый лес; для художника – это целый клад. Я писал в имении Морозова этюды в осеннее время.

Приехал и Исаак Ильич. Мы часто ходили гулять вместе, причем Левитан захватывал обычно ружье. Он был страстным охотником. Помню, шли мы однажды с ним по опушке леса. Вдруг он приложился, выстрелил и побежал вперед. Радостный возвратился Исаак Ильич, держа в руках большого русака.

Я провел в имении Морозова и часть зимы, начав писать небольшую картину. Левитан как-то приезжал и зимою. Но он в имении не работал и, по-видимому, отдыхал. Исаак Ильич очень любил ездить верхом на лошади, а ночью выслеживать зайцев.

«Занятный он, – говорил мне про Левитана старый слуга Морозова Иван Тимофеевич, – пуля в пулю попадает, и на большом расстоянии».

Вспоминаю еще один интересный случай, хорошо рисующий исключительно серьезное отношение Левитана к работе.

Однажды за ужином в Обществе любителей художеств мы сидели рядом с Исааком Ильичом напротив Досекина[231]. Левитан искренне поздравил Досекина с приобретением П.М. Третьяковым его картины «Садик в лунную ночь». Каково же было удивление всех, когда Досекин стал хвастаться, что вещь им была написана в один присест. Левитан, может быть, более всех возмутился такой развязностью художника, однако смолчал. Но когда мы с ним возвращались домой бульварами, Исаак Ильич дал волю своему негодованию.

– Это возмутительное нахальство, – возбужденно говорил он мне. – Это не человек искусства, а какой-то сапожник! Никогда, В. И., не пишите своих работ в один присест; не надейтесь, что их купит Третьяков.

Некоторые сведения о Левитане мне передавал В.Е. Шмаровин, организатор художественного общества «Среда». Шмаровин знал Исаака Ильича со времени покупки Третьяковым левитановской вещи «Осенний день. Сокольники». Этюд, с которого Исаак Ильич писал эту картину, находился в собрании Шмаровина. Левитан тогда вообще часто нуждался в деньгах и приносил этюды и небольшие картинки Шмаровину для продажи его знакомым.

Но этюд «В Сокольниках» почему-то был особенно дорог Левитану, и, получив деньги с Третьякова, он пришел к Шмаровину и буквально стал умолять возвратить этот этюд, говоря, что за него он согласен отдать что угодно. Этюд был возвращен Левитану.

«Как я жалею, что не оставил его вещей у себя и так легко передавал их другим, – сказал мне Владимир Егорович. – У меня могла бы быть самая богатая коллекция его работ».

Кроме этюда, подаренного мне Исааком Ильичом, у меня имеется еще этюд Левитана, подаренный мне С.Т. Морозовым. Написан он в его имении и изображает верховье Москвы-реки с песчаным берегом, синей водой и голубым небом. В этюде этом много света и солнца, и он удивительно радостный. Интересно в нем и то, что на полотне, среди мазков кисти, легко можно увидеть контурные линии, сделанные чернилами. Левитан настолько был строг к рисунку и переходу красок, что часто прибегал к чернилам, боясь, что карандаш легко закроется и не удастся верно отделить цвет от цвета.

Обе работы Исаака Ильича я хранил, как самые драгоценные для меня реликвии. Глядя на них, я всегда вспоминаю обаятельный образ большого русского художника и моего учителя. Его слова и до сих пор звучат в моей памяти: «Надо правдиво относиться к природе».

К.Ф. Юон

МАСТЕР РУССКОГО ПЕЙЗАЖА

Я был знаком с Левитаном. Трудно припомнить точно, когда состоялось знакомство, но как будто оно произошло так. В 1897 году, будучи учеником Училища живописи, ваяния и зодчества, я представил лирическую картинку на периодическую выставку, в жюри которой входил Левитан. Периодические выставки организовывались в Москве раз в год в Историческом музее. На картинке были изображены мартовские березы. Писал я их в Лефортове, где прошло мое детство. Особенного значения этой работе я не придавал. Тем большим было мое изумление, когда Аладжалов, известный художник, тоже член жюри, рассказал, что мои березы очень понравились Левитану.