Письма к Олафу Броку. 1916–1923

Мельком видел вчера на базаре – милую Нину Людвиговну[432], которая подтвердила весточку о том, что дорогая Нина Ивановна хворала перед выездом из Христиании. Надеюсь, что поправление здоровья шагнуло вперед.

Сильно меня тормошат, а потому не могу кончить письмо. До следующего раза, а покамест спешно целую ручки дорогой Нины Ивановны, а Вас и деток крепко обнимаю.

Ваш неизменно Гулькевич

Выслал ли я Вам первую статью Dukes’[433]а?

76 24 II 192 °Стокгольм

Дорогой Друг,

Только сегодня удается подтвердить Вам мое очарованное восхищение vidunderlige roses[434]. Они так прекрасны, почти что живы. Не знаю, как благодарить дорогую Нину Ивановну за этот чудный дар. Большей радости она не могла мне доставить. Целую ее дорогие волшебствующие ручки.

С нетерпением ожидаю описания посещения Александра Моисеевича[435]. Я его не видел, но беседовал он с Чупровым[436] и Никольским[437]. Мне немного жаль, что мне не удалось с ним перемолвиться словечком, но я понимаю сам, что я «зачумленный» и как не хотел, – дабы не вредить ему – видеть Вашего защитника, то такую же заботливость испытываю и в отношении А. М. Ведь он творит крупное русское дело. Он действительно представитель России. И все те, которые искренне любят и Россию, и русский народ – те могут только желать ему успеха, и более всего заботиться, чтобы новому строителю родины в чем-нибудь или чемнибудь не помешать. Есть некоторая сладость в моем чувстве к России: я сознаю, что я из тех, которые духовно могли бы ей служить, но которые в силу исторических обстоятельств должны, желая ей добра, отказаться от нее. Я могу только любовно наблюдать за нею со стороны и радоваться, когда Господь благословит ее.

Терещенко[438] Вам передал «почти» правду. Я вступил в русско-германское издательское дело, но не с Брокгаузом[439], а фирмою несколько американствующей – Ullstein[440]. Сосватал меня с нею Гессен[441] (бывший редактор бывшей «Речи»). Чупров и я – мы на Брокгаузе, Гессен же перетянул в пользу У.[льштайна]. Типография в Данциге: там будто бы легче получать бумагу и краски! Я – один из пяти членов Aufsichtsraat’а[442]. Управление, к сожалению, в Берлине. До той минуты, когда смогу покинуть свое место, меня обещал заменить Чупров. Но я надеюсь, что когда наступит ликвидация – освобождение – когда я ее проведу – я смогу после этого приехать отдохнуть, собраться своими силами на некоторое время в Норвегию. Оттуда уже – на новое дело.

Большое спасибо за статьи «Morgenbladet» и «Aftenposten»: вы «фехтуете» великолепно и заботливо выдвигаете бескорыстную сторону деятельности кооперативов.

Не разрешите ли вернуть Вам 3 000 шведских крон для госпожи Молчановой? Быть может, вы теперь можете направить к ней деньги с меньшим риском для нее? Хотя бы при помощи Kroghius[443], или как зовут Вашего защитника?

Засим нежно обнимаю Вас и деток, целую ручки дорогой Нины Ивановны и бесконечно благодарю.

Ваш неизменно Гулькевич

G.[erhard] Gran[444] глубоко тронул меня, прислав свои 2 тома об Ибсене[445]. Пунтервольд[446] же ужасно разочаровал. Был здесь на социалистическом конгрессе и не зашел «отдать визит».

77 14 III 192 °Стокгольм

Дорогой Друг,

Вчерашний вечер провел у Пальмшерны[447]. Он высказывает много интереса устройству здесь шведского A/S Centrosoiuz. Вывожу заключение, что вы можете рассчитывать на его поддержку вплоть до включения Евгения Федоровича[448] в звание шведского Директора Шведского A/S. Не откажите postwendend[449] сообщить мне – для него – все подробности положения дела. Имеете ли какие сведения от Биркенгейма или из Москвы?

Спешу отослать письмо, чтобы ушло еще сегодня, а потому только наспех обнимаю Вас и благодарю за милые, но, увы, столь краткие, подаренные нам дни.

Ваш всегда Гулькевич

Все шлют сердечные приветы. Целую ручки дорогой Нины Ивановны. Обнимаю деток дорогих. Какой том Ключевского[450] Вам должен привезти мой племянник из Берлина?

78 15 III 192 °Стокгольм

Лишь два слова, дорогой, чтобы сказать Вам, как меня опечалила женская низость – попытка «пропустить» между нами черную кошку. Какая польза была бы от этого дуре – Герцогине[451], не ведаю? К счастью, при наших беседах присутствовал Ал. Ал.[452] Он подтверждает мне, что ничего не было сказано, что могло бы мотивировать дипломатические «гм», «гм». Ничего не было сказано, ибо настроение мое Вам известно, и интересы мои сильно расходятся с интересами тех, которые пекутся только о своих личных выгодах. Как могла милая дура не разобраться в этом, не объясняю себе? Думаю, что это происходит оттого, что она говорит все время сама, не утруждая себя попыткой услышать голос своего собеседника… Понимаю «мифогенов» лишний раз.