Письма к отцу

Мама умерла, когда ей было шесть. Ей говорили, что мать умерла от аппендицита. То, что она застрелилась, Света узнала только в 1942 году, когда, находясь в эвакуации, открыла иностранный журнал, прочитала на английском, была зла на отца за то, что он скрыл это от нее.

Она писала стихи и рассказы с шести лет. Каждое произведение посвящала маме. Это какое-то особенное свойство детей, потерявших родителей в юном возрасте, – начинать о них писать, воскрешать их при помощи тетради и ручки, уговаривать их вернуться к жизни. Я тоже – после смерти папы – не могла перестать записывать то, каким он был, я боялась забыть – его образ, его голос, его запах. Возможно, из-за этой фиксации не забыла ничего.

В ноябре 2022-го я была на писательских семинарах в Смоленске. Там познакомилась с восемнадцатилетним поэтом, который буднично, в столовой, рассказал мне о похоронах своей матери. «Был дождь и была грязь. Маму хоронили со скидкой – для малоимущих. Мы не покупали место на кладбище, место на кладбище стоит недешево. Когда маму клали в землю, то сначала откопали какой-то старый гроб, с чьими-то костями. Потом его закопали. Стали копать для мамы. Там и похоронили». Мальчик-поэт улыбался, он был очень обаятельным. Потом стал читать стихи, посвященные маме и младшему братику, который тоже остался без мамы. Я не понимала, какие чувства испытываю к этому длинноволосому восемнадцатилетнему поэту – жалость или нежность. Я знала, что он талантлив. Каждый талантлив, кто пережил утрату в раннем возрасте.

Первую книгу, «Двадцать писем к другу», Светлана написала летом 1963 года в подмосковном поселке Жуковский, куда вывезла на отдых своих детей от разных браков – Иосифа и Катю. Книгу воспоминаний она написала залпом. Тогда у нее болело не только по матери, но и по отцу.

После того как Светлана Аллилуева опубликовала первые две книги воспоминаний, она говорила о себе – писательница. Так указывала в анкетах, заполняя графу «Род деятельности».

Детство Света проводила в поселке Зубалово в бывшем барском имении. Там разводили фазанов, цесарок, индюшек. Там был пруд – в нем плавали утки. Там была пасека.

У моего папы тоже была пасека. В сердце кольнуло при упоминании такого родного слова. Папа был пчеловодом, у него даже журналы имелись, так и назывались – «Пчеловодство». Папа ухаживал за ульями, стоявшими во дворе нашего дома. У нас часто летали пчелы, но это только радовало, мы любили пчел, пчелы – благородные создания.

Я не знала, что у Сталина была пасека, но могла бы и догадаться.

Надежда Аллилуева была второй женой Сталина, первую звали Екатерина Сванидзе. Первая жена умерла двадцатилетней. По одним данным – от туберкулеза, по другим – от брюшного тифа. У нее был ребенок от Сталина – Яков (я бы хотела так назвать своего сына, если он у меня когда-нибудь будет, – Яков, Яша). Его вырастила сестра Екатерины Сванидзе, Александра.

У моего отца тоже были жены до мамы. Не жена, жены. Некоторые из них умерли еще до моего рождения, некоторые оставались жить, когда отец женился на новой, более молодой, когда завел еще двоих детей, новеньких, маленьких. Мне не нравилось, что у папы было так много жен и детей от этих жен. Я ревновала его к женам и детям. Я рассказывала одноклассникам о том, что в папиной семье все умирают от несчастных случаев и автокатастроф. Я говорила, что я – папина дочь, папино продолжение, значит, тоже могу умереть от несчастного случая и автокатастрофы. Слушала сочувственные речи одноклассниц.

Родственники матери были рядом со Светой, всячески ее поддерживали. До 1937 года, когда – какая причина? (недоумевала Светлана) – они стали исчезать. Сначала арестовали Реденса, мужа двоюродной сестры Надежды Аллилуевой. Исчезли Алена и Мария Сванидзе. Умер при странных обстоятельствах Павел Аллилуев. До двенадцати лет девочка понятия не имела, куда они делись, и боялась, что они ее бросили. Отец приказал сменить весь обслуживающий персонал.

Глава третья Если бы отец был жив

По настоянию отца Светлана Аллилуева поступила на исторический факультет МГУ, хотя всегда хотела заниматься филологией. Потом она станет кандидатом филологических наук, переводчиком с английского, литературным редактором. Но первое образование – историческое.

Мой брат поступил на исторический факультет, потому что отец был историком. Он недавно написал мне сообщение, что «только сейчас понял, что любит спортивную команду ЦСКА, потому что ее любил отец и потому что они с отцом смотрели матчи с ее участием». Всякий раз, когда он говорит об отце (он редко говорит со мной об отце), то оговаривается – «мне», «мой». «Отец включал мне Бернеса», «Отец смотрел со мной этот канал». Он никогда не зовет его папа и никогда не акцентирует внимание на том, что все эти действия отец совершал не только с ним. Моему брату необходимо присвоить отца, но не настоящего, а того, который – мозаикой, кубиками лего – собрался в его сознании.