Читаем Письма, телеграммы, надписи 1907-1926 полностью

Поверьте, что я далек от желания «осуждать» Вас. Право — я всей душою желаю Вам успеха в Ваших попытках создать хорошую демократическую газету и очень огорчен тем, что не могу работать с Вами. Если бы Вы знали, какой дождь писем ко мне вызвали статьи «Жив[ого] слова» и как меня язвят черносотенцы — ага, милости запросил! Некоторые же — хвалят, — что, конечно, хуже еще, — и зовут в Россию. Заметка «Утра России» мне неизвестна и потому не могла иметь какое-либо влияние на отношение мое к «Живому слову». С Рогачевским я во многом не солидарен; в частности, нахожу, что его указание, будто Арцыбашев пародировал Куприна во второй части своего романа — совершенно неверно, о чем я и известил Рогачевского.

Выступать с публичным заявлением о моем отказе от сотрудничества у Вас я не имел права, ибо не сотрудничал. Кроме того, не любя шума, я вообще заявляю о моем уходе из того или иного издания только редакциям. Так поступлено в последнее время по отношению к «Новой жизни», «Новому журналу для всех» и «Современнику».

Ваша статья о Сивачеве значительно ниже темы, а конец статьи несколько резок, но — такова, видно, судьба Сивачева: к его книге все отнеслись недостаточно внимательно, и никто не оценил социальной важности ее. Я лично не считаю книгу Сивачева искренней и правдивой в той мере, как он мог бы ее сделать, нахожу также, что она очень испорчена демагогией, но, тем не менее, это одно из значительнейших явлений современности, подтверждающих тот самый раскол демократии с интеллигенцией, о котором говорит и Завражный. В частности, эта книга любопытна как показатель требований демократа к интеллигенту: вспомните биографии Кольцова, Никитина, Сурикова, Дрожжина, — помогали им так, как Сивачеву, требовали они столько, сколько он?

Статья Завражното — на мой взгляд, плохо редактирована и потому плохо понята, а по существу — это верная и своевременная статья.

Что масса звереет, это подтверждается ростом преступлений против женской чести, ростом количества насилий над малолетними и явно болезненным характером современных убийств, которые в большинстве случаев сопровождаются мучительством.

Но — разве в этом повинна интеллигенция, литература? Вот где Завражный ошибся, и это печальная ошибка, ибо она снимает вину с главного преступника, возлагая ее целиком на вторых и третьих лиц. Разве только «под влиянием развращающего чтения» просыпается зверь в русском человеке?

Кто наиболее сильно и упорно будит зоологическое начало, душит социальное? Полицейский участок, тюрьма, виселица, черносотенная пресса. Сравните возможное влияние уголовного или порнографического романа с простым газетным сообщением о порке в Псковской тюрьме, пытках в Риге, убийствах в Орловском остроге. Что здесь более глубоко действует на чувство? Роман — все-таки выдумка, а ведь пытки, виселица, провокация — это действительность. Это та действительность, в страшный круг которой может завтра же попасть каждый Иван Ефимов, и, живя под гнетом этой возможности, сегодня Иван — сам хочет бить и мучить людей. Это — можно понять как месть авансом. Примите во внимание, что россиянин немножко азиат и склонен к мучительству всячески, во всех отношениях.

Обвинять интеллигенцию сейчас во смертных грехах — это значит углублять трещину между ею и народом. Завражному, Сивачеву и всем иным прокурорам надо помнить, что недостатки русской интеллигенции — это национальные недостатки, они так же свойственны Сивачеву, как и Плеханову, но — Сивачев не имеет достоинств Плеханова, — вот в чем дело.

Теперь следовало бы взглянуть беспристрастно на всю работу русской интеллигенции за сто лет, — мы увидим, что это труд колоссальный и что люди совершили его в условиях, почти невозможных не только для продуктивной социальной работы, но и для просто приличной жизни. Естественно, что многие надорвались и устали; не будем добивать их, но — если мы хотим жить, поможем пошатнувшимся, привьем им наш бодрый взгляд на жизнь, расскажем о наших надеждах и чаяниях, дадим понять тем людям, которые нас учили, что мы — способные ученики, преподанное нам — понято нами и доброе — мы помним.

Ведь все Завражные и Сивачевы выступают против интеллигента с тем самым оружием, которое он же, интеллигент, выковал, отточил и дал им в руки, — этого не следует забывать. Немножко побольше историзма, поменьше истеричности — и все пойдет хорошо.

Вот, мне кажется, каково должно быть отношение к факту разрыва интеллигенции с народом — бороться против него, но не углублять это несчастие.

Демократ должен бороться за интеллигента как за орудие духа против буржуа, который хочет отнять это орудие у демократии и эксплуатировать в своих целях, т. е. опять-таки в целях порабощения демократии.

Будьте здоровы. Желаю бодрости духа, успехов в работе.


А. Пешков


А «инцидент» сочтем оконченным и не станем больше возвращаться к нему, памятуя, что дело заключено не в личных обидах, а в общественном значении фактов.

566

Н. Е. БУРЕНИНУ

Октябрь 1911, Капри.


Друг мой,


Перейти на страницу:

Все книги серии М.Горький. Собрание сочинений в 30 томах

Биограф[ия]
Биограф[ия]

«Биограф[ия]» является продолжением «Изложения фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего сердца». Написана, очевидно, вскоре после «Изложения».Отдельные эпизоды соответствуют событиям, описанным в повести «В людях».Трактовка событий и образов «Биограф[ии]» и «В людях» различная, так же как в «Изложении фактов и дум» и «Детстве».Начало рукописи до слов: «Следует возвращение в недра семейства моих хозяев» не связано непосредственно с «Изложением…» и носит характер обращения к корреспонденту, которому адресована вся рукопись, все воспоминания о годах жизни «в людях». Исходя из фактов биографии, следует предположить, что это обращение к О.Ю.Каминской, которая послужила прототипом героини позднейшего рассказа «О первой любви».Печатается впервые по рукописи, хранящейся в Архиве А.М.Горького.

Максим Горький

Биографии и Мемуары / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза