Читаем Письма. Том I. 1828–1855 полностью

Где-то наш Михайло Семенович?[242] Я от него получил письмо из его деревни, спасибо ему. Но я теперь ему не пишу. Надеюсь лично в Иркутске обнять его. В случае, если он приедет ранее меня в Иркутск, поручаю Вам исполнить это.

Где то находится Николай Николаевич[243], и что-то поделывает? О! дай Господь ему силы, терпения, терпения и терпения. — Я не смею писать ему, потому что дельного ничего не имею, а пустяками не хочу беспокоить его. При случай прошу Вас засвидетельствовать ему от меня глубочайшее почтение-а также и супруге его.

Прощайте. Господь с Вами! Да даст ВамГосподь силы продолжать Вашу службу так же, как Вы начали ее и доселе продолжали.

С совершенным почтением и любовью честь имею быть Вашего Высокоблагородья покорнейший слуга,

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Октября 23 дня 1853. Якутск.

Письмо 136

Милая моя Пашенька, Господь с тобою!

Давно уже я не получал от тебя писем, ни известия о тебе. Татьяна Борисовна в августе, перед отъездом своим в Святогорск, уведомляла меня, что она заедет к тебе. Оленьки нашей не стало. Радуюсь и благодарю Бога за то, что он даровал ей такую кончину, как описывает мне Татьяна Борисовна. Дай, Господи, всем нам такой кончины. Из письма Т. Б. Потемкиной я вижу, что покойная Оленька отказала тебе 1000 р. сер. Значит, ты теперь богаче меня: у меня столько нет денег, сколько у тебя; по моему счету, у тебя теперь с моими деньгами более 2500 р. сер. Куда тебе столько денег? а между тем, сестра твоя, Катя, обременена семейством, и муж ее нездоров, а денег у него нет, и у ней мало, — в случай вдовства ее, она будет в крайней нужде; а также и несчастный брат твой, Иннокентий, находящиеся теперь в тюрьме, — нищий. Я бы советовал тебе, пока ты еще вольна в своих деньгах, те деньги, которые тебе дала Оленька, разделить Кате и Иннокентию (Гаврила, слава Богу, не нуждается): половину отдать Кате, а другую Иннокентию. И ежели ты изволишь так сделать, то назначенные тобою деньги Кате-попроси Татьяну Борисовну передать в Главное Правление Американской Компании, для прибщения к кредиту Екатерины Петелиной; а также поступить и с деньгами, какие ты благоволишь дать Иннокентию, твоему брату. Только деньги сии надобно приписать к деньгам, принадлежащим Гавриилу Вениаминову, на попечение которого я отдаю и брата его, Иннокентия, и жену его. Иннокентию дать деньги в руки опасно. Он их истратит даром и, пожалуй, еще и со вредом себе, а Гаврила будет выдавать ему по временам на его нужды. И я сам также сделаю, т. е. деньги, назначенные мною Иннокентию, отдам Гавриилу. Ужели ты не исполнишь этого моего совета? Не думаю. Если ты хочешь быть истинною монахинею, то тебе 70 или 80 рублей[244] девать некуда, Впрочем, делай, как знаешь, — только ответь мне на это письмо. Теперь мы можем переписываться, когда угодно. Ибо я живу теперь в Якутске, и буду жить не менее двух годов.

Матушке игуменье вашей от меня поклон и благословение. По просьбе ее, я писал графу Шереметеву[245]. Не знаю, что будет; ответ от него я могу получить не ранее марта. Я, слава Богу, здоров. Ганя и его жена теперь живут на Амуре. Из Аяна от Кати, сестры твоей, жду письма на днях. Прощай! Господь с тобою.

Отец твой Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Ноября 3 дня 1853. Якутск.

Письмо 137

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь![246]

С нынешнею почтою я доношу Св. Синоду о весьма важном для меня в настоящее время и при настоящих и предстояших обстоятельствах пожертвовании г. Марковым-Киренским купцом — и именно 3000 р. сер., и ходатайствую о награждении его золотою медалью.

Сиятельнейший Граф, всепокорнейше прошу Вас, удостоить его просимой мною награды, ибо это, как я имел честь сказать и в донесении моем Св. Синоду, поощрит его к оказанию мне пособия и к напечатанию книг на якутском языке, а быть может, откроет сердца и карманы и других, имеющих состояние, а иначе…. Не скажу много, — мне стыдно будет встречаться с г. Марковым.

С совершенным почтением и таковою же преданностью и в твердой надежде, что Ваше Сиятельство окажете просимую мною милость ему и еще более мне — честь имею быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою.

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

3 декабря 1853. г. Яутск.

Письмо 138

Милостивый Государь, Николай Емельянович.

Простите меня, Бога ради, что я давно не писал Вам, тогда как я нахожусь к Вам ближе, чем когда-нибудь. Право, не было времени; да и теперь потому только нашлось время, что я сверх всяких моих рассчетов остался в Иркутске на два дня лишних, тогда как свита моя уже отправилась, и с нею многие мои вещи, а в числе их и письмо Ваше от марта, ушли, и потому не могу теперь подробно отвечать на оное; но во всяком считаю обязанностью благодарить Вас за письмо Ваше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза