Жалею, что вовремя я не знал о Вашей поездке в Стокгольм. Там имеются некоторые наши друзья, как, например, д-р Кей, издатель «Свенска Дагблад»[1279]
, коллекционер Монсон, наконец, принц Евгений Шведский, проф[ессор] Арне и другие. Нам очень нужно вызывать к жизни наших многих доброжелателей, иначе получается, что враги-разрушители полны жизни, тогда как друзья-доброжелатели очень часто замирают в неведении. Порадовал меня Али-Акбар хорошим письмом, в котором он надеется составить Мусульманскую группу. Отвечаю ему также надеждой, что к моему будущему приезду в Европу, надо думать, такая жизненная, энергичная группа состоится, и мы будем в состоянии побеседовать о многих знаменательных предметах.В письме Шклявера значится, что в Брюгге раздаются некоторые голоса, предпочитающие иметь наше Учреждение и в городском доме. Это соображение тревожит меня с финансовой стороны. Наши Отделы, подобные Белграду или Бенаресу, не вызывают с нашей стороны никаких расходов, но как же будет обстоять дело, если дом будет не от города? Впрочем, может быть, к тому есть какие-то полезные соображения. Не хотелось бы хотя чем-либо затруднять планы Тюльпинка, тем более что он достаточно знает, насколько в настоящее время трудно рассчитывать на новые средства извне. Все те соображения о темных силах, о которых мы поминали, еще более требуют осуществления, повторяю, хотя бы в минимальном размере нашего Восточного Института. Для начала напечатайте со Шклявером почтовую бумагу с заголовком, тем утверждая, что незримое сделалось зримым. Конечно, силы тьмы опять будут сердиться, но увеселять их мы и не намерены, ибо это было бы недостойно.
Итак, во имя светлого строительства, в надежде, что Вы и семья уже в добром здоровье, шлем Вам наш самый сердечный привет.
Духом с Вами,
406
Н. К. Рерих — М. А. Таубе
№ 46
22 октября 1932 г.[ «Урусвати»]
Дорогой Михаил Александрович,
Хотя последняя почта и не порадовала нас Вашим письмом, но мне все же хочется выразить надежду, что, Бог даст, здоровье Вашей супруги поправляется, а надеюсь, и вообще поправилось уже. Теперь по миру вообще ходит много новых видов болезней. Вы писали о каком-то особом кашле, но и в здешних местностях с самого лета замечается такой же странный кашель, коклюш не коклюш, воспаление не воспаление, но со всеми необычными признаками.
В прошлом письме я писал Вам о духовном директоре американского прелата. Не могу не подтвердить, что, по нашим сведениям, он никогда не прощает безвинным свидетелям своей болезни. Из этого эпизода можно судить, насколько элемент случайности угрожает даже самым серьезным построениям.
У меня возникала мысль — не сделать ли для Папы[1280]
второй альбом снимков с моих вещей, куда вошли бы и «Владычица Знамени Мира»[1281], и «Св. Франциск»[1282], и «Св. Сергий»[1283], и «Мадонна Лаборис»[1284], и «Жанна д’Арк»[1285], а также и другие мои картины, в которых встречаются святые? Конечно, Вам виднее, следует ли это делать по латинской формуле нон бис ин идем[1286].Г. Шклявер сообщает, что в настоящее время картины мои в Брюгге находятся в квартире Тюльпинка. Опасаюсь, как бы такое частное их помещение не создало опять какую-нибудь злоречивую легенду о том, что все слухи и постановления о Музее лишь блеф. В прошлом году в одном из своих писем м-м де Во пыталась упрекать Америку как раз в этом же понятии. Потому тем осмотрительнее приходится быть, чтобы не создалось какого-либо обратного подозрения в том же.
К запросам об образовании Отделов Музея присоединился еще и Музей в Коломбо, а из Белграда директор Национального Музея прислал очень милое письмо.
Вы, вероятно, уже видели Знак нашего Восточного Института, который я послал с прошлой почтой Г. Шкляверу. Таким образом, незримое существование Института перейдет в зримое и, Бог даст, в очень со временем ощутительное.
Еще раз шлю Вам и Вашей супруге от всех нас наше самое горячее пожелание, постоянно посылая Вам самые сердечные мысли.
Духом с Вами.
407
Н. К. Рерих — Е. К. Святополк-Четвертинской
24 октября 1932 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб]
Дорогая Екатерина Константиновна,