Читаем Письма. Том II. 1855–1865 полностью

Намерение мое послать миссионера, как можно далее в Манчжурию, (которое мною было в письме к бывшему Обер-прокурору от 31-го марта1859 г. и частью изложено в указе Святейшего Синода от 20 ноября 1859 года), к искреннему моему сожалению, еще не исполнилось, и, как видно, не скоро может исполнится, ибо иеромонах Евлампий, о назначении которого на служение в Камчатской епархии я тогда ходатайствовал не был еще нигде в Манчжурии. Во-первых, потому, что он сначала находился переводчиком при Комиссии, которая была назначена для определения границ между Россией и Китаем (с получением от оной и окладов жалованья), а главное — за известною его болезнью или слабостью, которую он, при видимом старании его, едва ли может совсем побороть. Да и притом, он знает только китайский язык, а манчжурскому миссионеру преимущественно нужно знать, притом и туземный манчжурский язык.

А между тем, я не вижу причины изменять моего намерения — отправить миссионера, если не внутрь Манчжурии, то, по крайней мере, в ближайшие к нашим границам места и, по крайней мере, для того, чтобы инославные миссионеры (из числа коих один католический, из Китая, в 1861 году был даже до Николаевска, считая эти места принадлежащими к их какой-то епархии), видели, что и мы православные не забываем заповеди Спасителя нашего — проповедовать Евангелие, кому можем.

Кроме того, находящийся во Владивостоке (в одной из южных русских гаваней, лежащих против Японии, и где есть уже церковь), начальник г. Бурачек[152] (человек искренно благочестивый) пишет мне, что обитающие вблизи их ссыльные Китайцы (мандзы) оказывают большое внимание к нашей Церкви и вере, и убедительнейше просит меня назначить к их церкви священника, знающего китайский язык, между прочим, и для того, чтобы предупредить инославных миссионеров (но присовокупляет, не иеромонаха Евлампия, которого он знает коротко), а указывает на находящегося в Пекинской миссии иеромонаха Исаию, которому он, вероятно, и писал; по крайней мере, известно, что г. Бурачек писал настоятелю Пекинской миссии и просил его прислать ему китайских книжечек Духовного содержания.

Из сего, Ваше Высокопревосходительство, изволите видеть, что в настоящее время в Приамурский край нужно, по крайней мере, два человека, знающих китайский и манчжурский языки, для занятия миссионерских должностей. А найти таковых, я полагаю, помимо Пекинских негде[153].

И потому честь имею покорнейше просить, Ваше Высокопревосходительство, оказать мне Вашу помощь и содействие в приобретении, если не двух, то, по крайней мере, одного благонадежного человека, для сказанной цели, и если не иеромонаха Исаию, на которого указывает г. Бурачек, то кого-либо из находящихся в Пекинской миссии. Весьма было бы полезно во многих отношениях, если бы этот иеромонах (или один из двух) проехал из Пекина прямо в Благовещенск. Или Айгун через Цицикор.

Что же касается до иеромонаха Евлампия, причисленного ныне к штату Архиерейского дома, то он не лишний здесь на случай переводов с одного языка на другой, что уже и случалось. И притом он человек скромный и уживчивый — по своему уму и образованию с пользою может занимать должность присутствующего в Консистории или в Духовном правлении и цензора проповедей. И потоку покорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство исходатайствовать ему какой-либо оклад жалованья. Во всяком случае не менее 180 руб. серебр. в год, ибо по штату Арихиерейского дома иеромонаху назначено только 6 руб. 90 коп. в год.

С совершенным почтением и таковою же преданностью, честь имею быть, Вашего Высокопревосходительства, покорнейшим слугою,

Иннокентий, А. Камчатский.

6 Февраля 1863 г.

Благовещенск.

Письмо 322

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Получил я Ваше письмо с Мачи, и оно очень порадовало, потому что мне Владыка Ваш прислал письмо Ваше, писанное к нему из Олекмы чужою рукою, которое меня очень опечалило, но, слава Богу. Нет! Чтобы вперед таких вещей не было, иначе — худо будет. Что тут за ломоты, пускай бы хоть в ногах, а то и в руках. Мне писал Владыка, что Мявцова к Вам хотели послать для пользованья.

Спасибо Алексею Петровичу за обещание собрать кой-что для нашего собора. Пришлю, пришлю листов целую кучу.

Жаль, очень жаль, что такой нехороший исход был Юлия Ивановича. Любопытно знать поподробнее; удосужитесь, напишите. А что был ли прощальный обед-то? И каков?

Желание Ивана Платоновича быть ктитором монастыря я принимаю, как знак милости Божией к святой обители. Я совершенно согласен на это. Определение же его ктитором зависит от настоятеля, которому и передайте это, а Ив. Платоновичу — за то поклон, благодарность и благословение.

У нас все еще нет ни Консистории, ни Дух. Правления. Впрочем, я не ропщу и извиняю деятелей наших, принимая во внимание то, что они теперь заняты самым главным делом, по Высочайшему повелению. О! Подай, Господи, Царю нашему здравия и спасения за его внимание к нашему духовенству; а деятелям — силы, премудрости и благонамеренности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Письма к провинциалу
Письма к провинциалу

«Письма к провинциалу» (1656–1657 гг.), одно из ярчайших произведений французской словесности, ровно столетие были практически недоступны русскоязычному читателю.Энциклопедия культуры XVII века, важный фрагмент полемики между иезуитами и янсенистами по поводу истолкования христианской морали, блестящее выражение теологической проблематики средствами светской литературы — таковы немногие из определений книги, поставившей Блеза Паскаля в один ряд с такими полемистами, как Монтень и Вольтер.Дополненное классическими примечаниями Николя и современными комментариями, издание становится важнейшим источником для понимания европейского историко — философского процесса последних трех веков.

Блез Паскаль

Философия / Проза / Классическая проза / Эпистолярная проза / Христианство / Образование и наука
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза