Письмо

Что-то было еще. Мы разговаривали на темы, которые я не помню. Помню, что я предложил. Сам он все не решался, словно не знал, как подступить. Словно благоговел от моей новообращенности. А вернее от того, что не понимал тех причин, по которым я был здесь с ним. Тогда во мне еще не было явной проявляющейся наружу похоти. И даже желания не было. Видимо, он чувствовал, что я не совсем тот, за кого себя выдаю. Можно сказать, что где-то в глубине души он боялся брать грех на душу, глядя на меня, глядя на такого, как я…

Но его колебание длилось мгновение. Еще через миг он расстилал на диване полосатый матрац, полный свалявшихся комков, похожих на холмы; сообщая, что матрац тут у него есть, но вовсе не «для таких случаев». Будто оправдывался. Я стоял и смотрел, и было очевидно, что подобные встречи действительно у него не в привычке.

Он стал раздеваться и потянулся ко мне… Я ощутил запах чужого несвежего тела и в тот самый миг понял, что безвозвратно сорвался во что-то дурное, совершенно мне чуждое и противное, душное и невозможное. Какое-то злое и мерзкое животное захватывало меня, скользило совсем близко, по моей коже; тянуло меня – обреченного, но все еще чистого и светлого – от берега, чтобы где-то там запретить вдыхать, обратить в себе подобное, растворить в грязи. Я превратился в бездушного робота, казалось, у меня не было лица в тот момент. И выше моих сил – описывать то, что я бесстыдно вытворял, о чем думал и какое вселенское безразличие владело мною.

Время остановилось… Где-то недалеко, казалось, маячил загробный мир.

В этой непривычной комнате на мне появлялось клеймо – подобно тому, как проявляется в темноте фотография. Замысловатая татуировка. Плотская фреска. Несмотря на сильнейший хмель, я отчетливо зрел, как продолжаю погружаться в зловоние и теплые нечистоты с невидимыми червями. Душа, покинув тело, где-то скиталась. И в ту минуту я задавался по-настоящему лишь одним: вдруг завтра, вспомнив, я сойду с ума!? И стану шататься по дорогам, обсыпанным солью, в распахнутой куртке, и вдруг зареву криком, во весь голос – напуганный и потрясенный. Ослепну от слез и стану задыхаться от них, открывая безобразный рот в несуществующий вокруг мир, срывая ненужный голос, не ощущая тела и пространства, объятый тлением.

Временами я видел проступающую маску своего демона. Она мелькала, когда тот оборачивал ко мне свое лицо. Были моменты, когда демон вовсе не церемонился, и я повторял все его движения, как марионетка. Но и он был одурачен!

«Протрезветь и бежать!» – неслось у меня в голове. Водка накрыла меня так, что я не дошел бы и до коридора. Наконец успокоившись, диван прижался к моей спине. Рядом был он. В голове начиналась круговерть.

Закрыв лицо рукой (и позабыв, где другая), словно закрываясь от яркого света, я был похож на жука, который блаженно замер, притворяясь мертвым. Я притворялся мертвецки пьяным. И хоть так оно и было, но я жил – в том смысле, что, несмотря на срывавшуюся карусель, слышал и понимал все. Тело окончательно пропитывалось и отравлялось зачатками похмелья, но была какая-то часть моего разумения, на которую спирт совершенно не подействовал – вот она то и подмечала все, бодрствуя во мне.

Откуда-то сверху до меня, лежащего на дне, долетал время от времени его голос. Я чувствовал его прикосновения, до которых мне не было, в общем, никакого дела. Он не пытался ничего делать, ни о чем не задумывался, а просто наслаждался в полутьме моим присутствием и какими-то своими приятными мыслями, лишенными скабрезности. И если бы я мог отстраниться от всей той гнусности, в которой пребывал, то, хотя бы отчасти, самую крохотную малость, я должен признать, что прикосновения его руки были приятны. Но это и есть особенно мерзко. Омерзительно!

– Тебе не было со мной противно? – спросил он, словно предполагая, а может, и видя мое состояние.

Я все так же лежал, закрывшись рукой.

– Нет.

Не захотелось его обидеть или по какой-то еще причине я слукавил. Упавший с темного неба на землю, я думал о том, что никогда больше сюда не приду и забуду этого человека; и еще о том, что все не так.

– Какая гладкая у тебя кожа…

– М-м, – едва слышно отозвался я.

Иногда я специально не отвечал на его тихие вопросы. Начинало мутить от его интонаций. От того, что он был всецело мною поглощен.

– У тебя красивое тело, – сказал он, продолжая ваять мое левое плечо.