Пламя Азарота (СИ)

— Южные тарханы всегда так непочтительны? — спросил сын, недовольно хмурясь и рассматривая расстеленную на столе пергаментную карту.

— Мне трудно ответить на этот вопрос, — туманно сказала Джанаан, тщательно подбирая слова. Ильсомбраз был сыном своего отца. И порой в худшей степени из возможных. — Я мало знакома с обычаями южных сатрапий.

— Они полагают, будто я пустое место! — возмутился сын, поднимая на нее злые черные глаза. — Они потратили больше часа на споры между собой, и ни один не спросил моего разрешения на их грандиозные военные планы, пока я не напомнил им о том, что они лишь мои слуги!

— Это не так, — поправила его Джанаан, снимая с плеч и складывая квадратом длинную шаль. — Они подданные великого тисрока, но не рабы подобно тем, что набирают воду в колодцах. Их уважение нужно заслужить. Ведь они совсем не знают тебя и ждут, когда проявишь достойную твоих предков доблесть и рассудительность.

— И как же я это сделаю, если мне и рта не раскрыть на военных советах, чтобы какой-нибудь…?!

— Ильсомбраз, — многозначительно сказала Джанаан, и сын раздраженно мотнул головой с заплетенными в тугую косицу волосами, но позволил обнять себя за плечи и прижаться щекой к его щеке. — Ты жаждешь слишком многого, мой гордый сокол. Не спеши, твое время еще придет. Пока что ты должен лишь учиться у других.

— У кого же? — буркнул сын безо всякого почтения и благодарности за совет. — У тархана Анрадина, этого высокомерного…

— Ильсомбраз, — повторила Джанаан, но сын был слишком рассержен.

— Он не уважает отца! В каждом его слове дюжина намеков на то, что отец…

Ах, вот в чем причина такой злости! Извечная мужская гордость, готовая пожертвовать целым миром ради призрачного уважения мужчин, которых Ильсомбраз никогда прежде не видел. И, быть может, не увидит и впредь. Калормен велик, а тархану Анрадину лучше не появляться в Ташбаане, если он смеет так открыто выказывать неповиновение.

— Ильсомбраз, — повторила Джанаан уже в третий раз, но мягким и негромким голосом. — Твой отец — благородный тархан Амаудир, скончавшийся семь лет назад от болезни. Прости ему столь неблагородную смерть, ведь он уже был глубоким стариком, и помни, что твои права на его земли держатся лишь на моих словах.

— Да на что мне его земли, когда…? — процедил сын, и Джанаан задумалась об истинном смысле этого решения. Поставить тринадцатилетнего мальчика во главе подобной армии, бросить его не против северян, не способных изменить своей чести даже в те часы, когда смерть угрожает не только им, но и всем их подданным… Краснолицые жители пустыни еще более жестоки, чем воины Калормена, встреча с ними не для ребенка, которому еще не позволено носить заточенное оружие и подводить глаза.

Неужто ты хотел напугать нашего мальчика, прежде меня увидев, что в нем пробуждается жажда власти?

— Ты не станешь тисроком, — отрезала Джанаан. — Когда придет час, ты поддержишь старшего сына тархины Ласаралин, или, клянусь всеми богами, я прокляну тебя и всё твое потомство до двенадцатого колена.

Черные глаза смотрели на нее со злостью и обидой одновременно. Разве он недостоин? Разве он не первенец, зачатый в любви, а не из чувства долга? Разве он не зеркало, что лицом и нравом отражает своего отца, и любой незнающий принял бы его за сына, каким он и был, а не племянника? Порой Джанаан казалось, что Ильсомбраз знал о своем происхождении с раннего детства. Никто не посмел бы рассказать ему, но он видел и чувствовал: старик, который уже едва был способен сражаться наравне с другими тарханами и на которого его мать смотрела лишь с презрением, не мог быть его отцом. Он сын воина, принца, равного самим богам, а не какого-то скряги-визиря, дни напролет считающего золото и серебро.

— Я подарила тебе две богатейшие сатрапии, — продолжила Джанаан, не отводя взгляда от его лица. — Две тебе, и еще одну твоему брату. Этого довольно для детей, рожденных вне брака и от союза, который без промедления осудят все жрицы Зардинах до единой. Твой отец никогда не назовет меня женой, а тебя — сыном и наследником. Будь благодарен небесам за то, что они были столь милостивы и позволили тебе возвыситься. И не смей перечить отцу.

Она помолчала, слушая, как хлопает на ветру полог шатра у нее за спиной и громко переговариваются между собой стражники в вороненных кольчугах и кроваво-красных плащах.

— Я знаю, мой сокол, ты достоин гораздо больше, чем я в силах дать тебе. Но ты должен смириться с этим, как смирились мы. Помни, что твоих жилах кровь богов, и будь достойным слугой своего отца. В глазах Таша наша жизнь подобна удару молнии, но лишь тебе решать, насколько ярок будет этот удар. И насколько возблагодарят тебя после смерти. А я уж позабочусь о том, чтобы сегодня тарханы отнеслись к тебе с должным уважением.

Ильсомбраз помолчал, вновь перевел взгляд на карту раскинувшейся вокруг шатров пустыни и нехотя кивнул. Необходимость молчать и притворяться по-прежнему казалась ему оскорбительной.

***