Пламя Азарота (СИ)

Зеленые глаза потемнели, словно солнце, на которое набегает тяжелая грозовая туча, но голос теперь звучал равнодушно. До жути равнодушно.

— Он взял меня силой. В первую же ночь. Избил, разорвал мое свадебное платье в клочья и измывался, сколько хватило сил. Я кричала, пока не охрипла, плакала, пыталась отбиваться, но всё было тщетно. Мне казалось, будто меня разрывает пополам, снова и снова, словно он орудовал раскаленным прутом, но никакие крики и мольбы не могли заставить его остановиться. Чудо, что я не потеряла сына в ту ночь. Но крови было столько, что благородный тархан и не думал усомниться в моей невинности. Даже смел говорить, что женщина всегда испытывает боль в первую ночь с мужчиной. Что ж, мой отец положил меня на алтарь своей политики, и его верный слуга обошелся с жертвой должным образом. Вы это хотели услышать?

Нет, совсем не это. Сама мысль о том, что кто-то мог обращаться с ней подобным образом, вызывала в груди волну отвращения и ярости. Будь ее муж по-прежнему жив, Ильгамут счел бы честью лишить его головы.

— Вы боитесь меня?

Выражение зеленых глаз в одно мгновение сделалось усталым и будто бы разочарованным.

— Причем же здесь вы? Я говорила о муже.

— Но я тоже мужчина. И я менее всего желаю, чтобы вы считали меня таким же чудовищем.

Принцесса попыталась отвернуться, и Ильгамут взял на себя смелость поднять вторую руку и коснуться ее щеки. То были совсем не те слова, что ему следовало сказать женщине, пережившей бесчеловечное насилие. Но верных слов он не знал.

— Я люблю вас, госпожа. Люблю столь сильно, что сама мысль о том, что кто-то смел изувечить вас, словно жертвенную птицу, причиняет мне нестерпимую боль. Я бы убил его тысячу раз, если бы это могло защитить вас. Я думал, что умру сам, когда вы появились у реки прошлым летом, одинокая и измученная. И я убью любого, кто посмеет поднять против вас оружие. Взамен я прошу лишь позволения и впредь любить вас и почитать. Не как принцессу, но как жену. И если ваш брат не согласен…

Ее ресницы опустились вновь, пряча от его заблестевшие глаза.

— Брат любит меня. Он жесток с врагами и провинившимся слугами, но со мной… — Джанаан осеклась на мгновение и продолжила почти шепотом. — Он был нежен.

С самого начала, с первого взгляда в черные глаза она знала, что он другой. С той ночи на берегу озера Илькин, которую она помнила до сих пор и во всех красках. Помнила запрет покидать дворец ночью, помнила свой смех, когда спрыгнула из окна в протянутые ей навстречу руки. Помнила лунный свет, отражавшийся от гладкой озерной воды, и то, что началось как шутливая потасовка в траве. Помнила, как продолжала смеяться, пока ко рту не прижались его губы, ищущие совсем не сестринской ласки. Она не оттолкнула. Она всегда знала, что это должно было произойти. Она сама развязала кожаную перевязь с саблей и охотничьим ножом. Она дрожала от прикосновений ночного ветра к нагому телу и задыхалась от жара ласкавших ее рук и губ. Чувствовала, с какой силой, клеймя кожу следами от пальцев, прижимают к земле ее широко разведенные бедра и в нее раз за разом входит горячее и твердое, словно древко его любимого копья. Если боль и была, то Джанаан ее не запомнила. Погребла память о первом миге соития под воспоминаниями о последних, когда стонала и целовала его снова и снова, пока не выгнулась с протяжным криком, сама испугавшись охватившего ее чувства наслаждения.

— Я подарю тебе весь мир, — шептал брат по ночам, пробираясь в ее спальню, словно вор, и не отпускал ее до тех пор, пока они оба не падали на постель в изнеможении. Она плакала от счастья, когда поняла, что ошиблась и невольно зачала. Плакала, когда впервые взяла на руки своего ребенка и тот открыл блестящие агатово-черные глаза. Но обещанный мир предназначался не ей.

Королеве Нарнии, которая всё уничтожила. Тархине Ласаралин, которая упрямо защищала мужа даже от его собственной семьи. Джанаан следовало оставить всё, как есть. Она хотела оставить, чувствуя, что устала от участи тайной любовницы. Она хотела разделить ложе с другим мужчиной, клявшимся любить ее и почитать, но знала: если она назовет его своим мужем сейчас, в окружении стольких завистников, если отдаст ему приведенную из Ташбаана армию, то он умрет в следующем же бою. И не от рук южных варваров.