Пламя и ветер

Лида вздыхала, размышляя об этом, и вспоминала свои былые грезы. Петр, Петр! Чудесный юноша, достойный первой девической любви, талантливый поэт, несомненно способный стать новым Махаром или Совой. Лида уже давно оплакала свой неудавшийся роман и все же не раз еще вздыхала, слыша новости о Петре. О нем говорили с насмешкой, — мол, пошел работать землекопом, рассказывали, что он картежник, А теперь Лиде сообщили, что Петр влюблен в барышню Голинову.

Какую такую барышню? Ведь она еще совсем девчонка! Что он в ней нашел? Ну, правда, она сложена не по летам и смугла, как южанка. Разве что этот цвет лица?.. А не преподнес ли он ей те стихи, что когда-то были написаны ей, Лиде?

Я восславляю грудь Твою
и наших уст слиянье,
и страсть, которой не таю...

Лида видела однажды, как Петр и Ева шли куда-то на Червене холмы. Почему родители не запретят ей... Рано еще такой девчонке заводить романы! И Лида снова терзалась ревностью.

— Слушайте, — сказала она Пухольду, когда они, гуляя в воскресенье, проходили мимо больницы. — Не кажется ли вам, что Хлум какой-то... Она подыскивала какое-нибудь резкое слово, чтобы унизить Петра в собственных глазах, но запнулась и сказала то, чего даже не думала, — ...какой-то романтик?

— Я знаю, что он в тяжелом состоянии, неизвестно даже, поправится ли, — невпопад ответил Пухольд. Видно, он тоже думал о Хлуме и откликнулся на собственные мысли, а не на вопрос спутницы. Но тут же спохватился. — Романтик, вот еще! Может быть, вы скажете, что он герой нашего времени? Ничего подобного! Романтика теперь не к месту, она попросту никому не нужна.

— Вы меня опять не понимаете, — вскинула голову Лида. — Я хочу сказать, что сейчас подлинная романтика — в труде, которым люди зарабатывают свой хлеб.

— Ах так! Тогда вы не понимаете Хлума. Мне он всегда казался человеком, который зашел в тупик. Не знает, как выбраться оттуда, и бьется головой о стену.

— Ничего подобного. Вы его совсем не знаете!

— Я в Ранькове всех знаю, как же мне не знать этого мальчишку, — высокомерно усмехнулся Пухольд.

— Почему мальчишку? Петр больше мужчина, чем вы, — отрезала Лида, решив: «Ну и обижайся, если хочешь».

Но Пухольд не возразил, он молча проглотил пилюлю.

У входа в больницу стояла толпа посетителей, все больше деревенские. Привратник впустил их, и люди устремились в здание.

— Навестим его, — вдруг решила Лида и взяла Пухольда за локоть.

— В больницу вы меня, милая барышня, не заманите, — уперся тот. — Не люблю я эту юдоль печали, это сборище болящих.

— Вы, случайно, не падаете в обморок при виде крови из носа? Ну так ждите меня здесь, чувствительная душа! — Лиде вдруг стал неприятен ее спутник, она отвернулась от него и исчезла в толпе.

Пухольд прохаживался около больницы, сердито тыча тросточкой в песок и покусывая усы.

«Старая симпатия Рандовой к этому современному романтику, оказывается, еще не угасла», — думал он. Ему-то это известно, еще бы, ему все известно.

Если она долго проторчит там, в больнице, у этого мальчишки, пусть не воображает, что он, Пухольд, скроет свое недовольство. Он даст ей понять, что думает по этому поводу.

Но Лида тотчас вернулась. К Хлуму еще не пускают, он никого не узнает. Она только приоткрыла дверь в палату, увидела его бледное лицо, но сестра милосердия тотчас выставила ее. Никого к нему не пускают, только эта девчонка Ева Голинова уже там, сидит с ним рядом, ей позволили, наверное, по протекции...

Лида вернулась к Пухольду раздраженная.

— Я вам дам сегодня десятый урок эсперанто, — сказал тот. — Очень важный материал!

Молодая учительница сердито посмотрела на своего спутника, хотела ответить колкостью, но вместо этого у нее вырвалось:

— Я предпочла бы ухаживать за Петром, чем учить эсперанто.

Пухольд не сдержал усмешки:

— Ухаживать за ним следовало бы Кларе Схованковой, у них когда-то были близкие отношения, что, надо думать, вам известно, Лидушка.

— Ничего об этом не слышала. Знаю, что одно время он был очень несчастен, но безусловно не из-за Клары. Вы говорите, что они вместе ходили на прогулку? Ну и что ж? У нас всегда делают из мухи слона. Может быть, он гулял когда-то с Кларой, только и всего.

— Я наверняка знаю, что этот ваш Петр по ночам бывал у мадемуазель Фассати.

— Вот видите, какой вы: сразу же «ваш Петр»! А кто вам рассказал насчет него и Клары? Вернее, кто вас разыграл?

Лида решила до конца защищать Петра.

— Говорю вам, — сказал Пухольд, весь покраснев, — что мне точно известно. Одна особа, очень близкая Кларе, видела, как Петр пришел к ней еще до рассвета, в тот день, когда умер ее отец. И принес ей букет роз. Эти розы потом были на гробу Фассати, вы сами видели.

— Я не заметила, — неприязненно ответила учительница.