Пламя и ветер

— А перед тем как пойти к Кларе, он целую ночь провел в трактире Гнатека и, мягко выражаясь, поссорился там с землемером Схованеком. Из-за чего? Ну, конечно, из-за Клары! Если бы вы повнимательней посмотрели на Схованека, когда он был на похоронах Фассати, то заметили бы синяк у него под глазом. Это после ссоры с Хлумом, ха-ха!

— Какой вы, однако, сплетник, Пухольд! Я видела Схованека, но ничего не заметила.

— Я говорю чистую правду. Вы, наверное, единственная в городе, кому это в новинку. Потому все это и кажется вам таким невероятным. А розы, великолепные алые розы для мадемуазель Клары? Хлум нарвал, точнее, украл их знаете, где? В саду доктора Седмика. Его жена сразу узнала эти розы, когда увидела на гробу Фассати. Она так прямо и сказала. Таких алых роз нет ни у кого в городе, Седмик в прошлом году выписал их из Блатной.

— Это звучит правдоподобно... как всякая ложь! Тот, кто все это придумал, изобретательный человек! — Лида упрямо тряхнула головой. — Но если даже и так, все это в прошлом, а прошлое человека — это только его собственное дело и никого не касается, — холодно сказала она. — Зарубите себе это на носу, сударь! Расспрашивала я вас когда-нибудь о вашем прошлом? — продолжала она, покосившись на Пухольда. — Я не из тех, кто любит подсматривать в замочную скважину.

Пухольд вспомнил о своей болезни, которая в свое время привела его в отчаяние, и покраснел, но постарался ответить с непринужденной шутливостью:

— Можете спросить, я с удовольствием отвечу. Кроме филателии и эсперанто, у меня не было других увлечений. Вы удивлены? Уверяю вас, это так. Вы меня знаете, я держусь принципа, что мужчина должен вступать в брак... он запнулся, — ...чистым, да, да, совершенно чистым! — повторил он и энергично взмахнул тросточкой.

Лида пожала плечами, словно ее это вовсе не интересовало.

— Хлум, насколько я его знаю, — а знаю я его хорошо, — для своих лет очень развитой юноша. Это верно, — продолжал Пухольд. — Но он сам не знает, чего хочет. А ведь знать свою цель, стремиться к ней — самое главное в жизни. Вот мне не пришлось долго раздумывать, как Хлуму, — продолжал он, поглаживая свой отвислый нос. — Самое правильное, хоть и не самое легкое, — это поскорее получить от жизни побольше надежных благ. Я...

Но Лида не слушала его. Она думала о Еве, этой девчонке, которая знакома с Петром считанные дни, а уже держит себя с ним так, словно они друзья детства. Да, в жизни легче всего добиваются успеха смелые и дерзкие, — думала Лида. Ева Голинова безусловно такая. Почему она так задается? Думает, что неотразима? Фу! Важничает, словно набралась бог весть какого ума, вечно ходит с книжками под мышкой, а ведь совсем девчонка, только-только кончила школу!

Лида терзалась ревностью, несмотря на то что ее нежные чувства к Петру уже остыли, отзвучали, как песенка, спетая в безлюдной ночной тиши. Подавив вздох, Лида нахмурила лоб. Если бы хоть не видеть эту красотку в палате Петра! Если бы именно эта девчонка не сказала, ей, Лиде, что Петра, мол, не велено беспокоить, никому, даже хорошим знакомым! Ведь Лида хотела только выразить ему свое сочувствие.

— А вот я... — донеслись до нее разглагольствования Пухольда.

— Вы только о себе и говорите! — Она метнула на него пренебрежительный взгляд. — Не могли бы вы переменить тему?

— Как вам угодно. — Пухольд совсем не обиделся. — Тогда могу сообщить новость: у Схованковых будет ребенок. Маленький Схованчик!

— В самом деле новость! Как это вы удержались и не проговорились до сих пор?

— Я берег ее к вечеру, чтобы вам было о чем поразмыслить, — засмеялся Пухольд.

— Вы проказник! — уже веселее сказала Лида и подумала, что если она все-таки выйдет замуж за этого человека, то жить с ним будет прескучно. И все-таки она, конечно, за него выйдет, — кого еще найдешь тут, в Ранькове? Оставаться всю жизнь учительницей и старой девой еще скучнее.

— Если вы обо всех все знаете, Пухольд, так скажите, что слышно о Лихновских?

— Не могу же я уследить за всеми.

— Судя по вашим разговорам, можете!

— Впрочем, по чистой случайности, мне известно, милая барышня, что Лихновский выгнал своего эконома Милиткого, потому что — за это я, разумеется, не ручаюсь! — приревновал его к своей жене. Уж не знаю, застал он их вместе или нет, что-то не верится. Зато, безусловно, факт, что она пыталась удрать из дома с каким-то батраком или подпаском, а Лихновский велел этого парня арестовать.

— Правда это или нет, но я думаю, что ей с самого начала плохо жилось. Бедная Марта! Все у нее есть, чего душе угодно, только одного не хватает — счастья.

Они подошли к Желетинке. От Сазавы налетела темная туча, полил дождь, Лида и Пухольд вмиг промокли.

— Это вас бог наказал за сплетни, — напустилась она на своего спутника.

Ее опять раздражал Пухольд, хотя все дело было в том, что у Лиды еще не прошла злость на Еву.

Подул резкий ветер. Пухольд обеими руками придерживал свое канотье. Тросточка выпала у него из рук, он наклонился за ней и уронил записную книжку, из которой посыпались почтовые марки.

«Так тебе и надо!» — злорадствовала Лида.

8