Пламя и ветер

Некоторые раньковчане уезжали в другие края, а оттуда многие перебирались в Раньков, ища жизни полегче. Испокон веков стремятся люди найти счастье и легкую жизнь, да только редко находят.

Раньков разрастался.

Когда Ян Жижка со своим крестьянским войском, в мае 1420 года двинулся из Градиште на горе Табор на помощь Праге против короля Сигизмунда, он без труда взял по пути плохо защищенный Раньков, пытавшийся преградить ему дорогу, и сжег монастырь. С тех пор эта гордая обитель лежит в развалинах. Город же быстро оправился, рос и расширялся вплоть до Тридцатилетней войны, когда его сжигали дважды — в 1620 и 1621 годах, после битвы у Белой горы. Потом мятежники занимали его в 1627 году.

Но особенно опустошили Раньков шведы, которые ворвались туда в марте 1645 года, разгромив в битве у Янкова габсбургскую армию под командованием Гётца. Шведы буквально стерли город с лица земли.

Мощь Фердинанда II была тогда растоптана копытами коней шведских ландскнехтов. Император со всем своим двором в панике бежал в Нюрнберг и дальше, в глубь Германии. В сердцах чешских эмигрантов снова воскресла надежда на свержение Габсбургов, на возврат в родные края. Всевышний не остался глух к их мольбам!

Но бывалые ландскнехты, собранные шведами со всех концов Европы, сражались не за освобождение народов и их веры из-под габсбургского ярма, — они дрались только за трофеи, за свою добычу, хоть и прикрывались именем Христа. Им было все равно — Фердинанд ли, католики или протестанты.

Они оказались такими же убийцами и грабителями, как солдаты подлого Габсбурга.

Покидая Раньков, шведские ландскнехты весело трубили.

Пожалуй, эти дымящиеся развалины уже нельзя было назвать Раньковом. Старинный город, разрушенный и выжженный, с трудом вставал из пепла и праха и даже за несколько столетий не достиг былой славы, богатства и красоты.

Домик Иозефа Хлума был построен наполовину из кирпичей давно разрушенного строения, наполовину из камня с развалин монастыря. Когда, случалось, отваливалась штукатурка, видны были эти закопченные старые кирпичи.

А если копнешь поблизости землю, наткнешься на осколки снарядов, куски железа, полусгоревшие балки.

Этот небольшой, приземистый домик видывал виды! Рассказывали, что в нем обитал кожевник Ванек, чья жена сбежала с графским ловчим. После него там жил оружейник Билек, говорили, что его красавица дочь очаровала сына местного графа Вртбы. Несмотря на запрет отца, сын хотел жениться на девушке, сделать ее аристократкой, грозился отцу, что уедет от него, бросит все владения. Да, да, обещал девушке жениться на ней, предлагал руку и сердце!

Но разговоры разговорами, слова словами, а посулы недорого стоят, особенно барские.

Когда красивая дочка оружейника забеременела от молодого графа, он бросил несчастную, и оружейнику пришлось покинуть Раньков, бежать от срама.

Вероломный обольститель был последним отпрыском, им кончился этот графский род. Впрочем, кто из чешских аристократов не был тогда вероломен! Лишь очень немногие остались честными.

Потом появился какой-то человек по имени Билек, объявил себя побочным сыном покойного графа Вртбы и предъявил претензию на все его наследство, — богатство, поистине неисчислимое в глазах простого жителя Ранькова. Адвокат князя Штернгофа, унаследовавшего поместье, выгнал Билека за дверь, а когда тот осмелился вести какие-то подстрекательские речи в городке, велел его арестовать.

И в самом деле, что мог доказать этот смельчак, у которого не было никаких документов?

Последний граф Вртба, как и весь их род, начиная с основателя, который и в дворяне-то попал лишь после Белой горы, — за то, что продал свой народ, — был жестокий феодал, как и его австрийский император. Крепостных он угнетал, как только мог. О нем говорили неодобрительно:

— Ну и барин! Чехи, а онемечились вконец!

И все-таки многие плакали над его гробом.

Никакой памяти о себе не оставил граф Вртба, не строил ни больницы, ни богадельни, лишь, обезобразив, переделал в стиле барокко несколько романских и чешских костелов, да, кажется, учредил благотворительный фонд, с условием, что облагодетельствованные им бедняки должны усердно молиться за упокой души графа. Никакой памяти о себе не оставили и его наследники Штернгофы, разве только часовенку у Святого очника, надолго отравленную веру в разум человеческий да рабскую покорность господам и их жестоким и глупым чиновникам.