Двести лет назад приехал в Чехию его предок, итальянец Фассати, мастер по изготовлению поясов. В Праге он открыл дело и успешно вел его, работая вместе с сыновьями. Бедный итальянский ремесленник умер в Праге уже хозяином мастерской. Его внуки рассеялись по Чехии, многие из них разорились и где-то затерялись, а многие преуспели. Полвека назад ювелир Джакомо Фассати купил в Ранькове, на площади, угловой дом и угодья. Нажив состояние, он, удовлетворенный, отправился к праотцам. Горячая итальянская кровь рода Фассати за эти годы основательно смешалась с кровью жителей меланхолических чешских равнин и лесов. Итальянской осталась только фамилия, да и то в Ранькове ее частенько переиначивали на «Волосатый».
Был понедельник. В распивочной Фассати сидели Чешпиво и Хлум и вяло беседовали.
В заднем помещении, игорной комнате, с оконцем во двор, всегда завешенным, — обычно там горела лампа-молния, — с раннего утра засела компания картежников; ночью они, говорят, резались в карты где-то за городом, в Лесике. В компанию входили арендатор усадьбы Голман, помещик Рейнек, молодой муниципальный чиновник Юлиан Сточес и управляющий архиепископской экономии старик Лихновский. Разумеется, не обошлось и без Фердинанда Пухерного — хлеботорговца, у которого Хлум покупал муку.
Тут же сидел человек, промышлявший картежной игрой, Бейловец, молчаливый, задумчивый мужчина, отец пятерых детей, хорошо воспитанных рачительной мамашей. Бейловец, наверное, огребал кучу денег, с чего бы иначе так наряжалась его супруга, да и детки их были одеты не хуже аптекаревых!
С Бейловцем в Ранькове никто не отваживался играть. Кому охота дать ободрать себя как липку, — пусть ищет простачков в другом месте. Он так и поступал, вояжируя по городам и местечкам и заглядывая даже в деревни и стоящие на отшибе трактиры. Во время этих разъездов он многое узнавал о жителях края, их образе жизни и денежных делах, так что мог дать полезный совет всякому, кто намеревался купить недвижимость, лошадей, скот или собирался жениться. Советами и услугами этого знающего человека, несомненно, пользовались и власти, Бейловец им доносил. Ибо как иначе объяснить, что он жил, ничем не занимаясь, а считался ремесленником, который исправно платит налоги.
Бейловец не навязывался компании раньковских картежников. Впрочем, вернувшись домой из своих поездок, он, чтобы не тратить время попусту, частенько подсаживался к особенно азартным игрокам и, следя за игрой, иной раз подсказывал, как выйти из трудного положения. Если игрок, следуя его совету, оставался в крупном выигрыше, Бейловец получал куртаж. Иногда это бывала изрядная сумма, зачем же упускать ее?
Сейчас за карточным столом вспыхнула перепалка, все кричали на Бейловца и Лихновского, который сорвал банк. Играли в «фербла».
Лихновский ухмылялся в усы, Бейловец молчал с таким видом, будто брань и угрозы относились не к нему, а к кому-то отсутствующему.
— Так что, господа, продолжаем? — осведомился Сточес, когда буря утихла.
Никто не ответил. Игроки поспешно допивали вино, сплевывая под стол и утирая усы, откашливались, хмурились, словно отныне они навеки враги.
— Отчего же не поиграть, если бы не было тут одного проходимца, — злобно сказал Голман.
— О ком это вы? — заговорил наконец Бейловец.
— Я не называю имен, — пробурчал Голман. — Нынче такие времена, что этот проходимец, пожалуй, пропишет меня в красной газете или, чего доброго, подаст в суд.
— Что верно, то верно, такие уж нынче времена! — отозвался Рейнек, закуривая сигару, и пристально поглядел на Бейловца, который бесстрастно пожал плечами и усмехнулся.
— Я ему буду и дальше советовать, — сказал он и передвинул свой стул, сев позади Рейнека.
— Не ввязывайтесь в игру, — наклонился к нему муниципальный чиновник. — Он и так уже набил себе карман за наш счет.
— Убирался бы этот проходимец восвояси, поглядел бы, сыты ли его дети, — рявкнул Пухерный и даже закашлялся.
— Ну, хватит чесать языком, пан Пухерный, сдавайте-ка карты, — заключил Лихновский и собрал со стола колоду. — Кому банк держать?
— Мне! — воскликнул Рейнек и грязной рукой с черными ногтями взял карты, чтобы стасовать их.
Игра продолжалась.
Едва картежники утихомирились, в распивочную влетел Грдличка и закричал голосом утопающего:
— Пан Волосатый, ради бога, поскорее стопку вина с водой — в глотке пересохло.
— Ну к чему портить вино водой, выпейте лучше пива! — иронически заметил Хлум и кивнул пришедшему на свободный стул рядом.
— Видать, вы пришли с важной новостью, — подмигнул ему Фассати. — Так выкладывайте, уважаемый гость, не томите, не то ни глотка не дам.
В понедельник — день тяжелый — сапожник Трезал недолго просиживал у верстака. Вот и сейчас он появился в дверях сразу вслед за Грдличкой, не успел тот снять шапку и сесть.
— Ну, выкладывайте, сосед, выкладывайте, мы сгораем от нетерпения.
— А что случилось? — с любопытством осведомился Грезал, входя в трактир.