Пламя и ветер

Бенедикт Еждичек был сын бывшего солдата, пожилого человека, который когда-то поселился в Ранькове и на первых порах не знал, за что взяться. Из армии его уволили за какие-то темные делишки, и он добывал себе пропитание чем придется. Еждичек пытался врачевать больных, заговаривал ушибы и золотуху, а вечерами ходил по трактирам и продавал маринованный лук и цветную капусту, соленую рыбешку и спички; на это занятие он даже взял торговый патент.

Потом, собравшись со средствами, он открыл близ Худой Либени мелочную лавчонку. Сын помогал ему торговать.

Местные остряки, которых всегда хватает в трактирах и распивочных, перекрестили Еждичка в Иисусика[31]. Может быть, его так прозвали еще потому, что постная заросшая физиономия Еждички и в самом деле походила на лицо раскрашенной статуи Христа, что стояла в подворотне у Карштайнов, освещенная неугасимой лампадой.

Еждичек вначале сердился за это кощунственное прозвище и ругал последними словами каждого, кто называл его Иисусиком, потом свыкся с ним, за ним свыкся и его сын Бенедикт.

К вечеру того дня, когда Бенедикт напугал девчонок, Пухерный пришел к Хлуму сообщить, что венгерская мука, которую он, Пухерный, заказал для Хлума, опять подорожала.

— Так я от нее откажусь! — рассердился пекарь.

— Она уже в пути. — И торговец показал телеграмму на немецком языке. — Только что ее отправили из Будапешта. Не мне же брать на себя убытки. Ведь не я поднял цену!

Мука, пшеница-нулевка, подорожала на целых семь процентов.

— А я не заказывал по такой цене.

— Так пеките булки поменьше, вы имеете на это право, что ж вам еще делать? — успокаивал пекаря Пухерный.

— И не подумаю! Буду выпекать только хлеб, а с булками подожду до нашего урожая. Не стану обманывать людей.

— Не сердитесь, но я вам скажу, что муку вам все равно придется взять, — хладнокровно заявил торговец. — Таков закон. А если вы ее не вывезете сразу, она останется лежать на станции, и вам же придется платить за хранение, да еще, чего доброго, мука испортится. Это теперь уже ваша мука, а не моя. Вы сами, хозяин, знаете это не хуже меня. Тут уж никто ничего не может сделать, ни вы, ни я. Закон есть закон.

— В Венгрии отличный урожай, я вчера читал об этом в газете. Так что мука должна была бы подешеветь. Какие всюду мошенники! — возмущался Хлум.

— Согласен, — усмехнулся толстяк. — Да ведь на обмане весь свет держится.

— Мошенники эти венгры!

— Как и немцы. И ничуть не хуже наших, один черт. Разберись-ка, чья тут рука. Среди этого жулья не найдешь виноватого. А попробуй обойдись без них! Государство не может жить без торговцев, без коммерсантов!

— Без спекулянтов! — сердито буркнул Хлум. — Они-то и хозяйничают в Австрии, это я давно понял. Долго ли выдержит такое государство?

Пухерный хихикал, в душе радуясь, что ему удалось отвести гнев пекаря на безымянных спекулянтов. Хлум больше не отказывался от венгерской муки. Через неделю вагон пришел, его разгрузили и мешки с мукой сложили в домике Хлума, всюду, где только нашлось место.

— Теперь они могут опять снизить цену, — с горечью сказал Хлум, когда подмастерья принесли последний мешок. — Впрочем, они охотнее сгноят ее на складе, паразиты этакие! Пусть лучше гниет, лишь бы не продавать дешевле, вот как они рассуждают. Торговля! По закону! Жулье!

Петршику запомнилась история с венгерской мукой, хотя муку привозили не впервые, и всякий раз домик бывал завален белыми пыльными мешками. Все покрывалось мельчайшим белым налетом. Лавки, сени, горница, столы и стулья — все белело, даже старые деревянные часы в спальне точно припорашивало снежком. И пес Милорд ходил весь белый.

4

Жизнь все дорожала, сапожники и портные стали брать дороже, домовладельцы подняли квартирную плату, только рабочим, служанкам да батракам никто не прибавлял жалованья. Мясники обвешивали покупателей, а пекарям приходилось туго — они не могли поднять цены на свои штучные изделия, хотя мука, чем ближе к лету, все больше дорожала.

У Хлума снова начались сердцебиения. Мария собралась с духом и тайком от мужа отправилась к доктору Штястному.

— Вашего мужа мне нечего осматривать, я и так знаю, что с ним. — Доктор покачал головой. — Ему нужен правильный образ жизни. Ночью надо спать, сон для него самое важное. И не волноваться. Самому стоять у печи ему не следует, сударыня, пусть только присматривает за работой. А главное, спокойствие, спокойствие, не волноваться! Сердце у него было бычье, но после ранения немного сдало. Вот что наделал этот офицер! Проклятая австрийская военщина! — Он пощипал заметно поседевшую бородку. — Что ж, пропишу ему снотворное. Но не от меня зависит, чтобы он не работал. Знали бы вы, сколько таких больных, как он! Сколько жизней было бы спасено, если бы люди могли своевременно лечиться. У вашего мужа сердце, у других легкие, желудок, ревматизм...

Тяжело шагая, доктор прошелся по кабинету.