Планета для охоты

На голубом пламени горелки запыхтел автоклав. Порывшись среди упаковок, Алексей быстро вскрыл несколько пакетов: одни засыпал в посудину, другие расположил на каменном столе, достал пару кружек. Огромными черными глазами Раэнгаоратила задумчиво следила за его манипуляциями. Вот он пригасил горелку, снял автоклав, поставил его в изотермическую баню на каменном столе.

— Кушать подано, — Алексей прочно уселся на импровизированную скамейки. — Что будем заваривать? Какао? Мед? Молоко?

— Что-то я прямо как в гостях! — девушка чуть смущенно покачала тяжелым шлемом. — Но… один момент! — она быстро поднялась и прошелестела пологом палатки.

— Ора, спальник захвати! Скоро нас холодок прихватит.

— Момент!

— Так что будем заваривать?

Из палатки донеслось шуршание.

Не дождавшись ответа, Алексей засыпал в автоклав сухой мед, молоко, витаминный чай, а когда оглянулся, не удержал удивленного междометия. На каменном выступе стола горела свеча. Раэнгаоратила смотрела на него сияющими глазами:

— Хорошо?

— Ну-у! — Алексей покрутил головой. — Еще бы! Откуда?

— С Земли, — девушка мягко поправила фитилек. — Выключите свет, Альоша.

Алексей вырубил осветитель, и лагерь сразу погрузился в зыбкий оранжевый полумрак. Подстелив под себя непромокаемые спальные мешки, они с комфортом расположились у каменного стола.

— Ну вот теперь мы с вами как давным-давно, правда? Очень люблю живой огонь. Вот, ношу с собой для торжественных случаев…

Раэнгаоратила наполнила кружки дымящейся жидкостью. Алексей рассеянно следил за ее длинными пальцами. На душе было тошно. Короткий разговор с Сандрой по радиотелефону разбередил утихшую было внутреннюю боль. И в то же время он понимал: все прошло, кончилось, ушло безвозвратно. И было смутно и больно, будто кончилось детство, словно снилось солнце, а проснулся — и снова дождь. И еще не покидало чувство вины. Зачем Сандра приходила в лагерь? Заблудилась, случайно. Случайно? Пусть случайно, но ведь снова, как тогда в городе, она протянула ему руку для примирения, а он не смог. Не смог преодолеть в себе оцепенелости. Был сух, безразличен до неприличия, даже не расспросил как следует, что там у нее случилось… А, черт! Надоело все это самокопание, на-до-е-ло!

— …Альоша, вы меня не слышите? — из сумбура образов, теснившихся перед его внутренним взором, медленно проступила реальность — точеное лицо Оры, затененные ресницами чуть удивленные участливые глаза.

— Прости, задумался, — Алексей виновато провел ладонью по лицу.

— Ой-ой, не надо! — девушка схватила его за руку, отстранилась, осматривая. Алексей удивленно следил за ее действиями — и вдруг она прыснула, рассмеялась, и эхо подхватило ее смех.

— Задумчивый рыцарь, вы стали похожи на… на трубочиста!

Опомнившись, Алексей глянул на ладонь, черную от копоти: угораздило же лапнуть за днище котелок! Представил свою физиономию и нехотя улыбнулся:

— Что, хорош?

— Дивно! — Раэнгаоратила снова перехватила его руку. — Давайте помогу, перемажетесь еще больше.

Она смочила платок водой и осторожно стерла сажу с лица Алексея. Чуткие пальцы девушки неожиданной лаской скользнули по его щекам.

— Ора, — сказал Алексей, все еще ощущая ее мимолетные прикосновения. — Ора, я думал, мне показалось. А почему мы вдруг перешли на «вы»?

Ресницы девушки взлетели, лукавые искорки озарили расширенные во мраке зрачки.

— Помните Окуджаву? «Зачем нам быть на „ты“, к чему?»…

— «…Мы искушаем расстоянья»? — Алексей улыбнулся. Включаясь в ее настроение, спросил: — Вы знаете Окуджаву?

— Его песни… — Лица Оры осветилось ответной улыбкой. — Кто искушает расстоянья, не может не знать их…

— Пожалуй. Ну а все же?

— Альоша… Для меня это такой обычай. Вот вы, наверно, часто бываете под землей, в пещерах, да?

— Естественно, такая работа.

— А для меня Пропасть — это… храм. Я ведь по специальности радиотехник. Спелеология для меня, скорее, увлечение, это… как бы это сказать… душа. А в душе, как в храме, все должно быть возвышенно… — она замолчала. — Вы не слушаете. Наверно, я зря об этом.

Они смотрели на огонек свечи, не замечая подступавшего холода пещеры.

— Нет, нет, я весь внимание, — Алексей достал из кармана комбинезона аптечку, из нее — сигарету, наклонился, прикурил от свечи. — Вы будите во мне что-то такое давнее, полузабытое. И ведь было это раньше, но вот осталось только ощущение. Черт! Это ведь страшно важно, все то, что вы сказали, Ора! В душе обязательно должно быть хоть чуточку чище, чем вокруг нас. Иначе исчезает суть, ясность. И душа превращается в мусорную кучу, неотличимую от повседневности. Это чертовски тяжело, когда на душе болото! Простите, я, кажется, не о том.

— «Давайте горевать и плакать откровенно»… — чуть слышно сказала Ора.

— «То вместе, то поврозь, а то попеременно», — улыбнулся Алексей. — Нет. Горевать, а тем более, плакать мы больше не будем.

— А вам уже легче, — сказала Раэнгаоратила и смутилась. — Вы не сердитесь, Альоша?

— За что?

— Я слышала ваш разговор с Сандрой… На спуске. Потом сообразила и отключила шлемофон. Страшно не люблю, когда лезут в душу, а сама — вот.