Планета в подарок

– Значит, наши законы жестче, – рассудил Брат. – Жестче и действеннее.

– «Мир принадлежит Братству»? Но ведь ты, надеюсь, уже понимаешь, что мир слишком велик, чтобы принадлежать городу, выпестовавшему двухсот-трехсоттысячную армию солдат?

– Но вы ведь прекрасно понимаете: мы не собирались подчинять себе всю Вселенную! Это не закон, а девиз, Советник! Он обозначает: «Наш мир принадлежит нам, мы умрем, чтобы отстоять его!»

– Но вы атаковали мирные экспедиции, которые никак не могли навредить вашему «миру»?

– Да, но только чтобы не СУМЕЛИ навредить те, кто СМОЖЕТ! Мы были вынуждены. Технический прогресс планетарных цивилизаций шел быстрее, чем наш, – мы хотели знать возможности своих врагов, видеть, чему они научились, использовать их знания в бою и для обороны!

– А поскольку ВРАГОВ у вас не было, вы решили приобрести их из числа потенциальных друзей?

– У нас была военная миссия. «Улей» летел отомстить – неужели его бы встретили рукоплесканиями? Вы не правы, сэр. Не я придумал законы «Улья»!

– Но ты ведь знаешь теперь, кто придумал! Раньше ты мог сказать: «Они существуют вечность, не мне задумываться». Но теперь ты ведь знаешь – их породил не бог: Гронед – такой же человек, как ты или я. Не пришла ли пора Братьям стать лояльнее к окружающим, обзавестись связями, друзьями, покровителями наконец? Григ горько хмыкнул:

– Разве Братья теперь решают, кто им друг, а кто враг?

– Возможно, что не они, – согласился Совет­ник. – Но ты-то ведь можешь решить, как относиться ко мне?

– Вы – отец Линти, вы друг ей, значит, и мне. Но вы – Первый Советник Лиги, а я – Отец Братства. Мы оба не можем отвечать за самих себя!

– Мудро замечено, молодой человек. И все же. Что ты сам чувствуешь? Что заставляет тебя хмурить брови?

– Да хватит вам! – Линти не выдержала. – Что вы заладили: друг-враг, друг-враг? Еще наспоритесь, зачем портить утро?

– Ты права, милая! – Рилиот посмотрел на дочь извиняющимся взглядом. – Тем более что вынужден вас покинуть – меня только что вызвали.

– Папа? – Линти не смогла остановить Рилиота, тот уже вышел, оставив Грига и альтинку наедине.

– Он обиделся! – расстроилась Линти.

– Не думаю, – возразил Григ.

Линти всплеснула руками:

– Ну почему ты был таким букой?

За шутливой интонацией на самом деле скрывался серьезный вопрос, и об этом красноречиво говорил взгляд девушки: «Ну почему ты отказываешься принять свое счастье?»

– Линти… ты… – Брат задумался.

– Что «Линти»?!

Григ набрал в грудь воздуха и заглянул ей в глаза.

– Говори! – потребовала альтинка.

– Понимаешь, Линти, – слова прозвучали глухо, словно вырывались из глубины, от самого сердца, причиняя сильную боль. – Я осознал, что ничего не имеет смысла, кроме уважения к самому себе. Можно жить в роскоши, можно страдать, можно иметь все или ничего, но твое сознание… Ты всегда наедине с собой, со своими мыслями. От этого никуда не деться, не избавиться, не спрятаться… Ты просыпаешься утром и понимаешь: удовольствие, радость успеха, страх, боль, отчаяние, которые ощущал вчера – блеф, сон, прошлое, их нет, их уже не испытываешь… А твоя душа остается. Остается ощущение того, чего ты заслуживаешь. Боль унижения, горечь трусости, мерзость малодушия никогда не проходят и не забываются! Они сидят где-то там внутри, с каждым годом проникают все глубже и глубже, душат все сильнее и сильнее – и ты уже никогда не сможешь вздохнуть чистого воздуха, ты уже никогда не сможешь по-настоящему стать счастливым, потому что счастье – это тоже только в тебе! Если ты чувствуешь себя человеком, и человеком, достойным уважения, ты способен совершить любой подвиг. Если нет – тебе уже ничто не поможет! Понимаешь, Линти, ты можешь делать все, что угодно, подниматься на высоты или катиться вниз, уступать или идти напролом, умнеть или глупеть, становиться слабее или наращивать мускулатуру – нельзя пачкать то, что пройдет с тобой через всю твою жизнь! Нельзя принимать решений, от которых противно будет остаться с самим собой!

Линти смотрела огромными глазами с выражением недоумения на лице.

– Что ты хочешь этим сказать? – не понимая, к чему все эти громкие слова, пробормотала альтинка.

Брат кивнул, что означало: «сейчас объясню». Он начал говорить медленно, делая ударение на каждом слове:

– Я решил принять муки, чтобы Братья стали свободными!

– Но они ведь и так стали свободными? – испугавшись блеска решимости в глазах Грига, напомнила альтинка.

Григ замотал головой, словно боролся с болью, и едва не застонал:

– Но они считают, что я пожертвовал собой ради них! Они гордятся мной! Они уважают меня! Я же… развлекаюсь с тобой во дворце! Я веселюсь, наслаждаюсь жизнью, свободой…

– Они никогда не узнают… – начала Линти, но Григ закричал, заставив альтинку вздрогнуть и сжаться:

– Я знаю!!!

Григ перевел дыхание, не замечая, что напугал подругу своим внезапным истошным криком.

– Все горько, все мрачно! – уже спокойнее объяснил он. – Я не альтин, Линти, я – Отец! Нет ни одного титула выше этого, потому что я – Брат! Брат или никто! А выше Отца – только Боги!

– Ты не любишь меня? – с ужасом сделала вывод Линти.