Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016

У меня отобрали веру в будущее продолженное.

Оно больше не набухает в моих снах,

не когтит меня по утрам
и не просит добавки.
Сказали: гангрена, – и ампутировали.
Сказали: физиотерапия.
Сказали: скажи спасибо.

А за что благодарить,

если я мучаюсь фантомными болями?

За что благодарить,

если протез нужно кормить
запрещёнными заморскими препаратами,
а каждый пандус ведёт в тупик?

За что говорить спасибо,

если все возможные завтра стали сегодня,
а сегодня превратились во вчера?

Теперь я никогда не буду,

теперь я всегда есть
или был.

После нас – хоть потом

Часы у берендеев были под запретом – все, кроме солнечных.

Евгений Лукин

…ты замечаешь:
вместо «моя страна»
говоришь «эта страна»,

ловишь себя на том,

что уже третий час
рассматриваешь гуглокарты,
сравнивая штаты «солнечного пояса»:
на востоке – много чёрных,
на западе – мексиканцев,
в Канзасе – ковбоев,
во Флориде есть свой Санкт-Петербург
и зовущий целоваться Киссимми,
в Джорджии – свои Афины,
в Техасе – Париж и Одесса,
в Колорадо легализована марихуана
и там Денвер – город высотою в милю,
зато в Аризоне – Большой каньон,
а живя в Финиксе,
становишься финикийцем,
как бы далёким-далёким потомком
создателей того алфавита,
далёким-далёким потомком которого
является латиница, –

обо всём этом

пишешь кириллицей,
которую надеешься

забыть…

«Он выживал, пока вокруг стоял немеркнущий день…»

Любой, имеющий в доме ружьё...

Сплин

Он выживал, пока вокруг стоял немеркнущий день,
Он падал в озеро и плавал без рук.
В его распаханных глазах цвела седьмая сирень,
А первых шесть уже прошли сквозь чубук.

Из года в год он повторял один и тот же сюжет:

Набив огрызками грозы капюшон,
Шёл по обрыву над закатом, чтобы настороже
Был каждый злой из тех, кто вооружён.

И если всё, что невозможно превозмочь и облечь,

Его когда-нибудь найдёт и убьёт,
Розеттский камень отыщи, переведи его речь
И будь готов сорвать последний джекпот.

«В нашем завтрашнем дне как-то слишком просторно для сна…»