О кладбище, листвяный палимпсест,тутовая невыболтанность к лету!..«Не вздумай поднимать с земли и естьто, что взошло на фосфоре скелетном», –так говорила мама. Я алкалнапиться млечным соком шелкопряда.И сок подобно времени стекалпо ликам измышленного распада.«Не то сулит беду, что тащим в рот, –я голос Деда под плитой услушал, –а то, что изо рта исходит. Воттебе мой летний дар – бери и кушай!»Стражу ворот, свершающий намаз,вдруг похитрел сквозь бороду и – чудо! –два саженца проклюнулись из глаз,обрызгав тутом. Белым-белым тутом.
«Во мне шевелится янтарь…»
Во мне шевелится янтарьсухих платановых волокон.И сразу – новая деталь:гематоген больничных окон,минтай бескостный, тубус-кварц,фигурки в пате, как опята,и собеседник – Розенкранцли, Гильденстерн в пижамке мятой –мне в печень самую проник.Он рот полощет марганцовкойи ложкой чайноюязыкскребет, чтобы звончей им цокать.– Переходи! – хриплю в ответ…Но чувствую: сейчас наверновесь этот желто-красный цветтебе исторгну на колена.
Три цвета
А вот и нет, вещий пень, мы не дерево –скорее купол, троичный, как мускул:сначала КРАСНЫЙ – что мозг свирелевый –участок нас – не широкий, не узкий,а так себе: без разбора и правилажуя, усваивая то, что к телуприкосновенно – от рта до гравия, –он в том числе обращен te Deum;затем прохладное нечто и полое,как привкус кальция – БЕЛАЯ мышца:всё, что внутри, – наши сны и волосы –растет вовне утвердиться в вышнем –не божестве еще, нет, но вот с этого,и правда, вверх, распрямляясь, как выдох,какуточненье, хитин и плацентуспалив без пепла, – летит на выход.Там острие, там все прошлое – побоку;одна родная душа – и не больше –разрешена; там бесцветное облаконад СИНИМ пламенем:– Боже!.. Бо-же…
«Если мне ребячество позволит…»
Если мне ребячество позволитКольчатый понюхать этот срез –Бог не выдаст, каланча не взвоет,Сад не рухнет, саранча не съест…Вот и ты навек туда вселилась.Твой прописан в нем воздушный код.И в какую б сторону ни длилисьВремя и пространство – мне легкоПовернуть их вспять таким нехитрымОбразом; и сколько бы я впредьНи любил – всё тем же хвойным спиртомБудет воздух меж колец гореть.И твоя в нем верная, как верба,Часть – у обонятельных вершин.Ты во мне так много опровергла.Только он и неопровержим.