Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016

Чайка, взмывающая над землей,
погружена в голубой цвет,
как будто серый кабриолет,
карабкающийся высокой горой.

И я наблюдая за ней в зной

понял прохладу лет.

Но то ли мы стали красным вином

излишне увлечены,
то ли спокойствия лишены,
отягощены виной –
так или по причине иной
но мы не влюблены.

А значит трезвости нет как нет

и прохлада лет не дает,
ни капли воды на горящий рот,
ни оправданья бед,
и погружена в голубой цвет
чайка в горы плывет.

«Если кто-то умер утром…»

Если кто-то умер утром,
значит вечером друзья,
перезваниваясь споро,
об умершем судят мудро
так, что к этим разговорам
не прислушаться нельзя.

Жизнь легка, великодушна,

переимчива, листает
нас она, как ты тетрадь.
Только носом бы в подушку
упереться и рыдать:
до чего она простая,

до чего она прелестна!

Я завидую ушедшему
осторожно и тихонько
без надрыва, без болезни,
словно утром в колокольне
колокольчики прилежные.

«Всем надобно остаться молодыми…»

Всем надобно остаться молодыми.
Со старыми друзьями встречи невозможны.
Они ужасны. Глупо и тревожно
осознавать свой вечер дымный.

Жгут листья. Лица

заволокло морщинами.
Негоже нам во времена влюбиться.
Невероятно быть мужчинами.

Кормить семью. Быть честным. Быть нечестным.

Быть, в сущности, неблагородным.
Ровесники обвешенные шерстью
вокруг тебя готовятся к исходу.
Мой принц, не обернись на лето:
ровесники не лучшая компания,
не обращай внимания на это,
но и на то не обращай внимания.

Вот так, мой принц, и хорошо бы кончить

на столь высокой ноте рассуждений,
перехватить на перекрестке пончик
и смыться от забот и сожалений.

А вот и так нетрудно подытожить

ход острой неглубокой мысли,
что невозможно жить, но можно
частичку невозможности исчислить.

Есть тысячи причин, чтоб быть неловким,

ровесников чураться и, мой принц,
не допускать, чтоб слабые головки
хоть в чем-то выходили из границ.

«Я сам себе душистый царь-горох…»

Я сам себе душистый царь-горох,
я сам себя измаял жизнью впрок,
я сам себе сложил и песни лягушачьи,
и песьи головы собачьи,
и олова пленительные кружки
принес в пивняк на празднество подружки,
когда с берез сорвался день,
когда мороз носами показался,
когда подружка прыгала «раздень»,
а рядом август подвизался.

Что из того, что лето в календарь

докучливое тычет и свое талдычит?
Что из того, что механический косарь
рвет уши перекличкой бычьей?

Я сам собой сегодня духовит.

Гороха дух позлобствует и прожит.
А царь и тенью не встревожит
того, кто зябок и забит.

Речь неизвестного