Племя

Юноша почувствовал, что ему не хватает воздуха, и упал на колени.

Нутау опустился рядом с ним. Его голос был уже не таким резким. Отец не скрывал удивления.

– Атлатль… – прошептал он. – Если бы я этого не увидел, никогда не поверил бы, что такое возможно.

Нутау встал и прошелся вдоль тела короткомордого медведя, сделав пять шагов.

Только обеими руками он смог приподнять лапу убитого зверя. Отец в изумлении подержал ее перед собой: лапа была размером с его грудь.

К тому времени Атлатль тоже встал.

Нутау склонился над медведем, в изумлении покачал головой и дотронулся до его холки.

– Погляди на острие копья.

Юноша заковылял к отцу. Каменный наконечник прошел насквозь и торчал сзади из шеи животного.

– Это… – Нутау не мог подобрать слов. – Ты…

Болезненный стон отвлек внимание Атлатля от медведя.

Тигренок.

Юноша подошел к Тигренку, а тот пытался ползти к нему. Задние лапы звереныша не двигались, а из его пасти текла кровь.

– Тигренок, – тихо повторил Атлатль.

Он боялся, что навредит другу, если приподнимет его, поэтому сел рядом. Раненый зверь подполз и положил голову ему на колени.

– Тигренок! – снова прошептал Атлатль. – Тигренок…

Он наклонился и прижал животное к своей груди. Дыхание саблезубого тигра становилось все слабее. Нутау сел рядом с Атлатлем и, не говоря ни слова, обнял сына за плечи, когда Тигренок покинул страну живых.

Глава двадцать шестая

Когда Атлатль наконец поднял голову и взглянул на отца, глаза Нутау были влажными от слез.

Слезы? У его отца?

– Нутау, я…

– Молчи! – Лицо мужчины исказилось, голос звучал приглушенно.

Нутау так крепко обнял Атлатля, что тот с трудом дышал. Никогда раньше отец не обнимал его. Юноша испытывал невероятные ощущения, но они странным образом смешивались со скорбью оттого, что он держал на руках безжизненное тело Тигренка.

Наконец Нутау отодвинулся и, не убирая руки с плеча Атлатля, стал рассматривать его так, как будто никогда раньше не видел.

– Следуя за тобой, – начал он, – я подбирался по ночам к твоему костру. Слушал, как ты рассказывал предания этому верному зверю, который все это время не покидал тебя. Мне столько раз хотелось окликнуть тебя и сказать, что мне очень жаль! Неправильно было прогонять тебя, но я злился из-за того, что произошло с племенем. К тому же я был слишком горд, и об этом тоже сожалею. А потом… подумать только, что я мог тебя потерять из-за короткомордого медведя!..

Нутау всхлипнул и умолк.

Жаль? Атлатль никогда не слышал, чтобы его отец сожалел: он ни перед кем раньше не извинялся.

– Ты очень похож на одного человека по имени Нутау, которого я раньше знал, – промолвил юноша. – Скажи: ты дух, живущий в его теле?

Атлатль впервые услышал, как отец смеется.

Затем тот заботливо положил ладони подростку на голову.

– Послушай, сын. Я наблюдал за тобой все эти дни. Ты такой же мужчина, как и все, кого я знаю. Но тебе вряд ли захочется, чтобы я говорил все, что думаю.

Нутау посмотрел на небо.

– Скоро наступит ночь, и нам понадобится огонь. Здесь очень мало деревьев, а вот на юге…

– Нет, – перебил его Атлатль. – Мы не пойдем на юг. По крайней мере, не сейчас.

Нутау нахмурился:

– Но к северу, западу и востоку от нас нет ничего, кроме камня и льда.

– По ту сторону этого ледяного языка живет Бог-Черепаха, – пояснил Атлатль. – Он там, где река вытекает из ледяной стены.

– Бог-Черепаха? – Нутау нахмурился еще больше.

– Отец, – начал юноша. Он все еще ощущал у себя на коленях тяжесть тела Тигренка. Нутау редко говорил, и Атлатлю казалось, что он так и не получит ответа на свой вопрос, если не задаст его сейчас. – Если ты избегал меня, то почему пошел за мной?

Нутау отступил на несколько шагов и, повернувшись спиной к сыну, уставился на мертвого короткомордого медведя. Когда он снова обернулся, на его лице блуждала грустная улыбка.

– Прежде всего, потому что сожалел, – пояснил Нутау, встав на колени так, чтобы оказаться лицом к лицу с сыном. – Я понял, что ошибаюсь, еще тогда, когда стал игнорировать тебя и молчать. Великий потоп произошел не по твоей вине. Я не верю ни в суеверия, ни в богов; мне просто нужно было кого-то обвинить.

Атлатль старался держаться спокойно и прямо.

– Сожаление переросло в нечто иное, когда я смотрел, как ты снова и снова соскальзывал вниз, но каждый раз каким-то образом понемногу поднимался все выше и все-таки добрался до вершины холма, а потом пошел дальше, даже не обернувшись. И тогда я понял: для меня совсем не имеет значения то, что ты не умеешь охотиться и что у тебя искалечена нога. Ты все равно мой сын. Людям всегда нравились твои рассказы, и у тебя всегда получалось их рассмешить. И ты умел шутить, как и Банти. Я не ценил этого. Но у Банти нет того, что я увидел в тебе. Внутри тебя есть какая-то сила, рвение, о котором я и не подозревал, решимость. Это твои таланты, и они важны не только для охотника, но и для всего племени.

Нутау с грустью покачал головой.