Племянница словаря. Писатели о писательстве

«Вы спрашиваете меня, как я создал такой роман: это очень просто. Как вам известно, я был заключен в тюрьму. И сидя в одиночной камере, был лишен всего: и газет, и книг, и бумаги. Наконец, надо мной сжалились и дали мне груду романов разных авторов. Я пробовал читать их, но это оказалось невозможным. Все герои, откуда-то появлявшиеся, исчезали как раз тогда, когда у меня возникал интерес к ним. Но, читая все эти романы, я был поражен тем, что ни по стилю, ни по манере описания героев они не отличались один от другого. Скука побудила меня заняться созданием своего сюжета, который и был создан, не очень остроумный, но довольно интересный. Я уже подсчитывал будущие гонорары, но, увы, вспомнил, что у меня нет ни бумаги, ни карандаша и написать свой роман я не смогу. И вот тогда я ухватился за те романы, вырывал страницы из разных книг и перемешивал их. Клянусь честью, что только в некоторых местах я позже связал отдельные главы несколькими десятками строчек, и кроме того, перекрестил героев, дав им имена по первым страницам. Я рад, что явился новатором, открывшим новый способ создания блестящих произведений. Только ножницы и клей! В этом душа всей литературы».

Можно было бы, конечно, и это письмо причислить к мистификациям, но в конце – «Николай Борисов» перечисляет авторов, из произведений которых взял отрывки. Именно тех, указанных на обложке. Проверить это оказалось нетрудно. И действительно, получился детектив не хуже нынешних! И даже почти логичный…

Правда, справедливости ради следует заметить, что «переводчик с американского» ничего нового, в сущности, не изобрел. Еще Андре Бретон в «Манифесте сюрреализма» (1924) признавался, что пишет свои стихи именно таким способом, хотя склеивал он газетные заголовки. Разница в том, что Бретон претендовал на «литературное открытие», а «переводчик с американского» смеялся над штампами.

* * *

В 1934 году в Париже выходит книга «Роман с кокаином» – исповедальная история взросления главного героя в до– и постреволюционной Москве на фоне исторических событий. Роман понравился большинству известных эмигрантских авторов и критиков, включая Мережковского и Ходасевича.

Уже тогда считалось, что это чей-то псевдоним, поскольку никаких других текстов (кроме опубликованного вместе с романом рассказа) за Агеевым не числилось, а автор одной книги, появившийся ниоткуда, – явление крайне подозрительное.

В 1980-е годы роман переиздали на Западе, и он снова имел большой успех. В 90-е он добрался до России. Им зачитывались интеллигентные школьники и студенты, и, возможно, именно он повлиял на Пелевина, когда тот писал «Чапаева и Пустоту».

Долгое время была популярной версия, что Агеев – не кто иной, как Владимир Набоков: факты биографии Набокова и главного героя «Романа с кокаином» совпадали, структурно эта вещь напоминала ранние работы Набокова, наконец, имена персонажей часто встречались в набоковских текстах.

В то же время известная поэтесса Лидия Червинская твердила, что автором является некий Марко Леви, но ее версия не принималась в расчет.

Наконец, в 1996 году благодаря усилиям литературоведов Габриэля Суперфина и Марины Сорокиной выяснилось, что автора действительно зовут Леви, только не Марко, а Марк. Дело в том, что в романе довольно точно описана московская частная гимназия Креймана, в которой в годы, описанные автором, действительно учился некий Марк Леви. Все вопросы были окончательно сняты в 1997 году, когда нашли и опубликовали письма самого Леви, в которых он договаривается об издании своей книги.