Пленная Воля

Добрый, милый Боженька,
завтра дай мне встать
светлой и пригоженькой,
и помилуй мать.

Братика-касатика

взял ты в небеса:
подари за братика
козочку и пса.

Если небо хмурится,

не хожу гулять:
ах, позволь на улице
в дождик постоять,

и с дворовым мальчиком

в луже дождевой
покопаться пальчиком,
поиграть с водой.

Дай мне булку сладкую,

клейкий пирожок.
Отведи украдкою
ночью на лужок.

Там хочу со взрослыми

при луне бродить,
в лодке узкой веслами
по воде водить,

увидать русалочку,

лешего — в лесу
с бородой мочалочкой,
с шишкой на носу.

Отрасти мне волосы

черные, как смоль.
В юбке длинной в полосы
походить позволь.

Стану тотчас мамою,

деток заведу.
Сбрось мне с неба самую
яркую звезду.

Добрый, милый Боженька,

если буду пай,
укажи дороженьку
за реку, где рай.

«Я предал девственную Майю…»

Я предал девственную Майю,
чтоб в очи грешниц заглянуть,
и жизнью горькой искупаю
паденья сладостную жуть.

К тебе, навек недостижимой,

чей лик свободою зажжен,
стремлюсь, влюбленный и любимый,
в плену доступных дев и жен.

Так от измен иду к измене,

на блеск огня, сквозь едкий дым.
Но стоит всех земных мучений
блаженство знать себя живым.

Девочке

Из-под юбки приутюженной
панталончики видны.
Где ты, где ты, суженый?
Не прожди весны.

Быстро к годам год прибавится:

что не к счастью, то к беде,
и старухе здравица
не звучит нигде.

Рано девочке невеститься,

сиро в девках вековать.
В гроб один уместится,
двое — на кровать.

Не пора ль тебе, красавица,

чары девичьи познать?
Куклой позабавится
не дитя, а мать.

Обезьянья ложь

В светлом тереме — царица,
нежный лик румян.
И, дразня, ей строит лица
пара обезьян.

Знают все ее повадки,

каждый жест и взгляд.
На коленях, под лампадкой
так смешно стоят.

С уморительной ужимкой

морщат лоб и нос
и следят за синей дымкой
тонких папирос.

А когда ее лобзает

муж, от страсти пьян,
нежным ласкам подражает
пара обезьян.

Новый мир игрой творится,

лик с личиной схож.
И в душе таит царица
обезьянью ложь.

«Омут и трясина…»

Омут и трясина.
На лесной опушке
мэкает овца.
А в избушке
двое под периной,
на одной подушке
два лица.

Грязно и угарно,

сумрачно и потно,
ласки да пинки.
Лай навис над псарней,
и во мгле болотной
светят огоньки.

Вербная неделя,

в городе чухонцы,
в очаге — зола…
Не мели, Емеля,
не убавишь хмеля…
Сверху светит солнце,
кверху — купола…

«Не жалей о том, родная…»