Пляс Нигде. Головастик и святые

Потом было несколько Наполеонов и ещё несколько революций, в ходе которых объект драматически переходил из рук в руки (коммунары сшибли с крыши Пантеона крест и подняли красный флаг, который, после расстрела коммунаров, опять заменили крестом), превращаясь то в церковь, то в чёрт знает что, пока не обрёл наконец примиривший всех статус музея. Вход: 9 евро. Дети до 26 лет: 7 евро. Инвалиды и журналисты: бесплатно. Хорошая новость. Недавно я продлил свою международную карточку. Ну то есть как продлил? Вообще-то надо было заплатить ежегодный взнос за специальную наклейку. Но я решил, что немного фотошопа и цветной принтер дадут тот же эффект.

Мы с Ингой заспорили, что лучше: сначала осмотреть маятник Фуко, гробницу Вольтера, сердце Гамбетта и прах Жореса, – а потом выпить? Или наоборот? Я аргументированно отстаивал второй вариант: желание поскорее выпить собьёт торжественный настрой, необходимый для посещения Пантеона.

Увлечённые спором, мы приближались к цели, одну за другой оставляя позади рюмочные и надежду. Неужели придётся осматривать реликвии на трезвую голову? Но тут спасительно возникла в поле зрения зелёная вывеска эмигрантского магазина “Русские книги”. Всё-таки бог, наверное, есть. В этом магазине пять лет назад у меня взяли “на комиссию” пять экземпляров поэтического сборника “Что вы делаете вчера?”. Сам написал, честное слово. Мне даже квитанцию выдали на французском языке. Бумажка давно утеряна, но чем чёрт не шутит? Вдруг поверят на слово, что я – автор?

Я решительно потянул на себя дверь, звякнул колокольчик под потолком, и мы оказались в прекрасной России будущего, придуманной в прошлом веке эмигрантами третьей волны. На стене портреты: государь император, Деникин, Солженицын, на полках: “Архипелаг Гулаг”, мемуары белых генералов и воспоминания красных маршалов; также в интерьере присутствовали иконы, самовар и телевизор. Чем-то напоминает книжный магазин русского зарубежья на Таганке, но там дизайн современнее, больше света и встречаются настоящие покупатели. В “Русских книгах” было совсем пусто, только человек за прилавком сидел как живой, хотя и не шевелился.

Я активировал его вопросом о деньгах. Он протянул руку за спину, вынул из приоткрытого сейфа толстую тетрадь, послюнявил палец и углубился в чтение. Минут через пять кивнул головой.

– Да. Действительно, была такая книга.

Достал из-под прилавка военно-полевой бинокль, навёл в сторону шкафчика с надписью “Poésie” на противоположном конце торгового зала. Покрутил окуляр и вздохнул:

– Ничего не вижу. Наверное, раскупили.

Со звоном выдвинул ящик кассового аппарата и печально заглянул внутрь. Я испугался, что ему понадобится микроскоп, но он справился голыми руками, пошуршав в ящике, как ёжик, вытащил несколько мятых бумажек:

– Двадцать пять евро вас устроят?

Предложенная сумма удваивала мой наличный капитал, но была в этой сцене какая-то неловкость, словно я забирал последнее из тощего эмигрантского кошелька.

– Ну… э-э… знаете… – начал я, собираясь с духом, чтобы отказаться от финансовых претензий, но продавец русских книг по-своему истолковал моё мычание, он положил на прилавок деньги и добавил к ним слова:

– В следующую пятницу получите ещё столько же. Распишитесь вот здесь.

Моя фамилия терялась среди множества других неизвестных авторов, и всё равно было приятно расписываться в таком месте, даже за такую малость, с видом на Пантеон, пусть туда и не попадёт ни один из моих внутренних органов.

– До пятницы, – сказал продавец русских книг. – Кстати, в этот день будет творческий вечер Николая Бокова.

– Как?! Того самого?

– Разве есть другой?

– Он жив?

– И здоров. Разъезжает на велосипеде.

– Это фантастика! Тот самый Боков, который написал повесть об уголовнике, который похитил из Мавзолея голову Ленина, которую в 1972 году анонимно опубликовали во Франции, и никто не знал, кто автор…

– Пока автор не эмигрировал.

– И несколько лет жил в пещере?

– Да, но у него был почтовый ящик перед входом.

– А потом уехал в Грецию, где стоял на камне, подражая Симеону Столпнику.

– Да. И одновременно учил наизусть Новый Завет.

– И благодаря этому смог предсказать убийство отца Александра Меня.

– Да, он первый обратил внимание на то, что в Евангелии от Иоанна сказано “ищете убить Меня”.

– Это фантастика!

Пантеон отменяется. К чёрту маятник. Добычу следует немедленно пропить! Для жертвоприношения мы выбрали уютный армянский бар в соседнем переулке; не знаю, почему армянский, – кажется, Инге приглянулся через окно молодой бармен, похожий на ученика чародея. Он посоветовал нам начать с рома. Для романтики. Так и сказал: “Le rhum c’est romantique”.

Мы выбрали “Varadero”. Инга спросила, чем я собираюсь заняться, когда она уедет. Кажется, её тревожит скорый отрыв от неродной, но привычной французской почвы.

– Буду писать тебе письма. Пусть у нас будет хотя бы эпистолярный роман.

– Почему “хотя бы”? А вдруг это лучшая форма человеческих отношений? И потом: его можно опубликовать. В отличие от настоящего.

– Истину говоришь. Фантазии о любви хорошо продаются.