Пляс Нигде. Головастик и святые

– Нет, не так. Всё намного сложнее. Их было гораздо больше – мужчины, женщины, ангелы, нимфетки и другие объекты желания. В этой жизни хочется всех попробовать, не се па? Иначе для чего мы здесь, как не для собирания любовного опыта, ведь смерть неизбежна… Сами знаете… каково это – проснуться одному и почувствовать, что дело – табак, время тик-так, и ответа на вопрос, зачем живёт человек, как не было, так и нет…

– Кажется, ты потерял сюжетную линию.

– Да что ты! Это говно всегда под рукой. После госпиталя наш легкомысленный герой отправился в бар и встретил другую. Она танцевала… то, что всегда танцуют в барах на островах Тринидад и Тобаго… Кожа её светилась, как луна. Ноги уходили в космос. А взгляд был – как выстрел из пистолета… Разумеется, её любовь продавалась…

– Почему “разумеется”?

– Ну… она была девушка бедная, а в бога не верила.

– Я подхожу под это описание.

– И ещё миллионы подходят.

– Не надо прятаться за обобщением. Зачем тебе миллион бедных девушек, не верящих в бога?

– На самом деле нашего героя интересовала только одна женщина. Просто он не знал её имени. Мы все тут пережили удары электрических скатов и понимаем, как это нелегко – найти единственную… По-своему он был честным человеком, у каждой спрашивал: это ты? Каждая отвечала: да, это я, а ты что думал? А он думал, что они прикидываются… Но никому не открывал своих мыслей. Скажем прямо, он и сам был тот ещё Лжедмитрий… кстати, я считаю, что мы давно не выпивали…

Бармен встал в позу фехтовальщика и сделал выпад новой бутылкой – “El Dorado” с Гайаны. Это был роковой удар в нашей ромовой дуэли. Складывать слова в наилучшем порядке становилось всё труднее.

– И, возвращаясь к нашей любовной истории… он предложил ей всё, что у него было, – а у него не было решительно ничего: ни серьёзных намерений под ногами, ни твёрдой почвы в голове, только желание небесных миндалей. Вряд ли он был первым, кто подкатывал к девушке с таким заманчивым предложением. Разумеется, она сказала: иди ты в жопу… точнее, она подумала: иди ты в жопу. Слова прозвучали какие-то другие, о том, что надо разобраться в себе, поехать на край света, например, в Индию, к мудрым йогам, которые всю жизнь сидят в позе лотоса и терпеливо ждут бедную девушку, не верящую в бога, чтобы вправить ей мозги…

– И это всё она сказала ему в баре?

– А почему нет? Бар – святое место, практически исповедальня, за этой стойкой мы – как перед алтарём. Посмотри на этого юношу из Стамбула. Он тут не просто так: он причащает потерявших веру, поднося им чаши Грааля, одну за другой… Один поэт из Карабаха мне говорил, что Армения приняла христианство за три века до Рождества Христова. Поэтому любой армянский бармен круче архиепископа и обладает властью связывать, развязывать и вязать… в смысле, не на спицах, а на небесах. И языки развязывать тоже. Вот он, перед нами, держит в руке бутылку бермудского рома “Goslings”, готовый причастить нас тайн. Что может помешать нам причаститься тайн?

– Наверное, кто-то другой?

– Ну да, конечно! Бермудский треугольник… Всегда есть Другой… напишем это дурацкое слово с большой буквы… которого она не может забыть. Потому что он разбил ей сердце, в тот редкий момент, когда оно не было спрятано в надёжном месте. Это ведь у всех так, у тебя, у меня… Старая любовь откапывается из неглубокой могилы и стучит в дверь в самый неподходящий момент. Здрасьте! И каждую следующую любовную историю это обстоятельство делает грёбаным зомби-хоррором. Кель орёр! Эй, Стамбул, подай гаитянский ром! Да, вон тот, “Barbancourt”. Выпьем за влюблённых зомби!

Мы выпили, и табурет подо мной качнулся. Словно потерпевшего кораблекрушение, меня выбросило на спасительный берег барной стойки, в которую я упёрся локтями. Кажется, наше плавание подошло к концу; во всяком случае, деньги закончились. Армянин что-то сказал, Инга рассмеялась и перевела.

– Он говорит – не знал раньше, что русские так похожи на французов: только и делают, что говорят о любви. Только это и делают.

– Скажи ему, что я ебал Ноев ковчег на вершине Арарата.

– Фу!

На рассвете было похмельно, головоломно, стыдно и невозможно больше спать. Я не мог вспомнить, как мы вернулись домой, и решил, что трудотерапия будет достаточно суровым наказанием за вчерашнее. Устроился на балконе и на скорую руку написал для “Свободы” историю Фарба. Очень торопился, казалось – сейчас умру, и надо успеть заработать хотя бы на скромные похороны. Отправил текст, выпил воды из оранжевой пластмассовой лейки для растений. Заодно полил растения. Выкурил напрасную утреннюю сигарету и почувствовал, что сейчас точно умру. Но тут в телефоне брякнул месседж. Редактор из Праги откликнулся фейерверком восторженных смайликов. Это лучший текст, который я присылал за всё время! Настоящая удача! Из этого можно сделать целый роман. Три восклицательных знака, пять скобочек. Ну да, конечно, вот прямо сейчас и займусь романистикой, только поблюю немного.