Пляс Нигде. Головастик и святые

Дело в том, что мой суточный бюджет – пятёрка. Ровно столько стоит пачка сигарет у метро “La Chapelle”. Я привёз из России три блока “донского табака”. Думал, сам выкурю, но неделю назад возле Музея искусств и ремёсел на rue Réaumur пнул ногой что-то, лежавшее в темноте на тротуаре и оказавшееся коробкой доминиканских сигар. Так что теперь я курю сигары. А донской табак продаю французам у “La Chapelle” – и ни в чём себе не отказываю.

От еды, кстати, легко отвыкнуть. Вот без вина невозможно, и без слов. Лучшие книги рождаются в нищете. Достоевский круче Тургенева и Толстого. Ему необходимо было нуждаться для вдохновения. Просаживал деньги на рулетке, чтобы слышать звенящую ноту отчаяния.

У меня тоже что-то звенит в ушах, когда выхожу на очередную прогулку, глядя под ноги, как буддийский монах, практикующий ходячую медитацию. Добрый город Париж каждый день что-то подбрасывает. Сегодня на набережной видел голубя-некрофила, чья грудь раздувалась от страсти, когда он топтал свою дохлую голубицу, которая была уже совсем никуда не годной тушкой. Судя по червячкам, копошившимся между перьями, смерть наступила далеко не вчера, но месье пижон продолжал хранить верность возлюбленной. Он работал лапками и курлыкал, выдавливая из тела подруги зеленоватое желе трупного сока с белой пенкой. Рядом на тротуаре лежали пять евро одной купюрой. Бонус к моему бюджету. Двумя пальцами отнёс бумажку в ближайшую арабскую лавку, приобрёл банку крепкого “Амстердама”. Стал на евро беднее и на пол-литра счастливее.

Но хватит уже о деньгах. Пора на Монмартр. Целый месяц живу в тени этого великого холма – и ещё ни разу там не был.

Для местных жителей он, кстати, женского рода. Парижане называют Монмартр “La butte” – “Горка”.

Залез на Горку и увидел чудо – настоящих живых напёрсточников. Почти на самой вершине, в сквере у подножия статуи кавалера де ла Барра, группа жуликов азартно дурила американских туристок, ошалевших от счастья. В Париже так легко потерять голову. Бронзовый кавалер, наблюдающий за игрой со своего пьедестала, знает об этом на собственном опыте. С ним это случилось в XVIII веке, в 19-летнем возрасте. Надпись на табличке сообщает, что юноша “не приветствовал шествие”. Как легко догадаться, оно было религиозным – с крестами и хоругвями. Молодой горячий де ла Барр и парочка его друзей-атеистов выбрали самый радикальный способ “не приветствия”. Распевая богохульные песни, они плевали (слюной) на священные символы, и кто-то из них вроде бы даже помочился на распятие.

Двое других хулиганов были отпрысками знатных фамилий – их отмазали, а вот де ла Барру не повезло. Круглый сирота, и к тому же при обыске его спальни среди прочей порнографии, нашли “Философский словарь” Вольтера. Страшная вещь по тем временам. Под тяжестью такой улики адвокат кавалера не мог построить защиту на том, что его клиент банально буянил по пьяни. Парень заработал вышку. Его обезглавили топором, привязали к груди “Философский словарь” и собственную дурную башку, а затем сожгли всю эту инсталляцию на костре.

Возмущённый Вольтер написал памфлет, обличающий зверства инквизиции. Текст ходил по рукам и волновал умы. Читатели памфлета запомнили имя де ла Барра.

Великая французская революция реабилитировала безбашенного юношу. Но затем случилось несколько Наполеонов и ещё несколько революций, и всё более-менее устаканилось только через сто лет, когда Третья республика приняла первый в мире закон “об отделении церкви от государства”.

Сразу оживились масоны из ложи “Великий восток”, которые отлили кавалера в бронзе и установили его на Монмартре, ровно перед стройплощадкой, где возводили Сакре-Кёр, сопроводив надписью “противоядие против отравы”. Полвека добрые католики вынуждены были ходить на службу мимо статуи хулигана. В 1941 году правительство маршала Петена, богобоязненные коллаборационисты, осуждённые потом на Нюрнбергском процессе, отправили де ла Барра в печь огненную, и святые отцы вздохнули с облегчением.

Но радость их была преждевременной. В исторической перспективе победили масоны. В начале XXI века парижская мэрия установила новый памятник мученику атеизма, менее пафосный, чем прежний, и чуть в стороне от дороги, ведущей к храму. Так что можно и не заметить. Я бы и не заметил, если бы напёрсточники не выбрали скверик для своих криминальных забав.