Пляс Нигде. Головастик и святые

Но это ещё не конец сказки про колобка. На Монмартре с атеистом рифмуется святой. Обходя Горку по часовой стрелке, через площадь Далиды, чей бронзовый, надраенный туристами бюст сверкает, как двойное солнце, обязательно встретишь Дионисия Парижского без головы, точнее, с головой в руках. Декапитацию ему устроили древние римляне, чья жестокость обеспечила христианство мучениками на две тысячи лет вперёд. Дионисию усекли главу по доносу друидов, рассчитывавших устранить опасного конкурента. Но случилось чудо: святой не умер после казни, поднял с земли голову, отряхнул пыль с волос и ушёл, не попрощавшись, оставив палачей в замешательстве. Сойдя с Горки, он прошёл ещё несколько километров, кровоточа и проповедуя, пока не упал в том месте, где позже возникло аббатство Сен-Дени.

Интересное было время. Интересные люди встречались на улице в начале нашей эры. Интересно, чем всё закончится? Неужели насморком? Тихим мужским шёпотом сквозь марлевую повязку: извини, дорогая, кажется, это уже не наша эра.

Монмартр – Монпарнас

Я спустился с Горки по восточному склону, добрёл до станции метро “Шато-Руж” и поехал на юг, по малиновому корню, к станции “Данфер-Рошро”, где находится официальный вход в ад. Раньше это место так и называлось: “Barrière d’Enfer”, “Адская застава”, – потом хитрый муниципалитет замаскировал инфернальный топоним фамилией героя Франко-прусской войны, полковника Пьера Данфера-Рошро. Однако все понимают, что имеется в виду на самом деле, и почему здесь всегда стоит длинная очередь туристов.

К счастью, я не Орфей, и мне туда не надо. Неподалёку от метро у меня назначена встреча с эстонским писателем Андреем Ивановым, живым классиком современного русского зарубежья. Я люблю его книги и, как только узнал, что Иванов в Париже, сразу написал ему письмо: дорогой Андрей, мы с вами не знакомы, но я тоже Андрей, давайте познакомимся.

Он ответил, и мы договорились о свидании на Левом берегу, в районе Монпарнас, возле сумасшедшего дома Святой Анны. Когда-то, ещё до войны, в этом заведении лечили электричеством Антонена Арто. Замечательное место. Вход свободный. На территории всё устроено так, чтобы душа отдыхала. Тихий монастырский двор, крытые галереи, античные статуи (многие без головы), тишина и покой. Парковым дорожкам присвоены имена великих людей литературы. Сквер Бодлера, аллея Кафки, галерея Пиранделло, тропа Верлена. Лежал бы и лежал в такой больнице, лишь бы к розетке не подключали.

Андрей с его фантастической эрудицией открыл мне глаза на устройство русского Парижа. Он приехал сюда из Таллина на два месяца, в писательскую резиденцию, чтобы спокойно поработать над романом о парижских эмигрантах сороковых годов, которых соблазняли демоны из НКВД. После триумфа в Ялте, где Сосо обвёл вокруг пальца Жирдяя и Доходягу, генералиссимус окончательно спятил и решил поиграть в возрождение империи. В Со(ветском) Со(юзе) были открыты церкви, и школы разделены на мужские и женские, словно дореволюционные гимназии, но вот беда, настоящих дворян на исторической родине к тому времени почти не осталось – вымерли отчего-то; и тогда Сталин распорядился заманить в СССР немножко эмигрантов для декора имперского стиля.

Но вы, наверное, уже сами читали эту замечательную книгу Иванова, она уже вышла. В отличие от меня, Андрей не тратит время впустую. А если не читали, то не буду спойлерить.

Из психушки Святой Анны мы проследовали к тюрьме Сантэ и осмотрели (снаружи) мрачное здание с окнами-бойницами, окружённое высокой стеной.

Андрей процитировал неизвестные мне строки Набокова:

Бродит боль позвонка перебитого
в чёрных дебрях Бульвар Араго

и объяснил, что мы находимся как раз на бульваре Араго, как бы внутри набоковского стихотворения, примерно на том месте, где состоялась последняя публичная казнь в Париже – здесь гильотинировали плохого русского поэта, который застрелил президента Франции на книжной ярмарке.

Вообразите картину: утро парижской казни, поэт на эшафоте отправляется в бессмертие, плохонькое, дурного вкуса, но всё же – бессмертие, нам и такое за счастье; толпа встаёт на цыпочки, чтобы ничего не пропустить, осуждённого кладут на “барашка”, падает нож, падает в корзину голова – в последний раз! Вы не разобрали, что он сказал перед смертью? У него такое плохое произношение; кажется, он воскликнул: “Фиалка победит машину!”, да, странные вещи говорят люди на эшафоте…

Обойдя Сантэ по периметру, мы обнаружили и подробно изучили ржавеющий у тюремной стены уличный писсуар в стиле ар-нуво. По словам Андрея, такой в Париже остался всего один – объект культурного наследия, символ ушедшей эпохи мужского превосходства. Не исключено, что когда-то, прогуливаясь по Монпарнасу, в этот объект отливал гениальный наркотический поэт Борис Поплавский, который жил неподалёку от тюрьмы в начале тридцатых годов. Так сказал Андрей. То есть, он рассказал о том, что Поплавский жил неподалёку, а насчёт писсуара – уже моя скромная литературоведческая гипотеза.